Евгений СТЕПАНОВ - Застой. Перестройка. Отстой

– Ну и ситуевина, – подумал я. – Что же делать? Пиджаки, что ли, с собой в Среднеспасское и Кубиковск тащить? Но куда их там девать? Да и как допрешь столько?

Пока я размышлял на эти печальные темы, к нам подошла какая-то женщина, судя по всему, явно китаянка. И спросила по-английски: «Сколько стоят пиджаки?»

Я, точно заправский бизнесмен, цену сразу машинально завысил.

– Пятьдесят долларов! – как-то само вырвалось.

Она почесала в затылке. Еxpensive. А потом начала сама с собой размышлять по-русски. «А Ваньке-то небось пиджак бы подошел. Но, наверное, найду и подешевле!» Я ей возразил – на чистом русском языке:

– Дешевле найдете вряд ли, хоть весь Гранд базар обойдите, да потом дома такой пиджак стоит не пятьдесят, а сто долларов. Посмотрите, Италия, ручная работа!..

У тетки так челюсть и отвисла. «Слушайте, – проговорила она, – где же вы так говорить по-русски научились, совершенно без акцента?!»

– Да я в России двадцать пять лет прожил! – честно ответил я, двадцатипятилетний гражданин СССР.

Тетку опять чуть кондратий не хватил: «Сколько же вам сейчас?!»

Потом мы разговорились, конечно, с Анной Кирсановной. Оказалось, что родом она из Калмыкии, приехала по приглашению к сестре, которая замужем за турком.

Анна Кирсановна ушла, но стали подходить местные аборигены.

Туркам мы с Сеней уже честно говорили, что товар не наш. На вопрос «Сколько стоит?» – отвечали, что не знаем.

Прождали мы в общей сложности около часа.

Собирались уже все бросить и податься восвояси не солоно хлебавши, как вдруг я заметил одного из наших «коллег», того, кто покинул нас последним. Я – к нему. И произнес – видит Бог, я не вру! – знаменитый текст из великого фильма: «Цигель, цигель, ай лю-лю, «Михаил Светлов», опаздываю на корабль, нельзя ли побыстрее ай-лю-лю?».

«Коллега» не понял. По-английски не понял тоже.

Тогда я тихонько, почти полушепотом заявил, вспомнив все свои невеликие познания в английском языке, которые получил в Кубиковском педагогическом институте:

– Если сейчас не вернется коллега, я позову полицию!

Слово «полицию» я произнес достаточно громко. Исчезнувший продавец появился через мгновенье. Точно в кустах сидел и внимательно за нами наблюдал. Принес сдачу. Извинился, что так долго… Сказал, что мы хорошие люди, а пиджак на мне сидит «супер».

Побежали мы с Гранд базара, довольные, что не потеряли денежки. Успели как раз к обеду.

В круизе с нами ездил проверяющий, сотрудник органов. Это был невысокий, мрачноватый дядя, который, как ни странно, постоянно находился подшофе. Вообще, в круизе многие выпивали. Выпивали и предавались разврату. Я разврату не предавался, но однажды напился. Чекист стал меня корить. Я, понурив голову, говорил, что больше не буду. Он уточнил:

– Даешь слово, что больше не будешь назюзюкиваться?

Я почему-то ответил по-немецки:

– Яволь!

Чекист посмотрел на меня по закономерным причинам совсем подозрительно, но никаких репрессий потом, слава Богу, не последовало.

Путешествовали мы две недели, за это время все средиземноморские городки слились для меня в одно цветастое красивое пятно.

Всем домашним я привез купленные за сто с лишним долларов подарки – дубленку, двухкассетный магнитофон «Филлипс», джинсы «Lee»… Магнитофон мы с Наташей потом продали за двести пятьдесят рублей учительнице Лене Слободченко и даже немножко поездку финансово оправдали.

Как только я вернулся, родилась дочка – 30 мая 1987 года. Настюшка. Маленькая, хорошенькая. Я вынес ее из роддома, мы все уселись в старенький «Москвич» Сережки Сысаева и поехали домой, в Среднеспасское. …Наташа с Настей вскоре переехали в Кубиковск, к теще, там были, конечно, более подходящие условия для жизни, а я оставался в деревне. По выходным я всегда приезжал к ним. Настюшка очень быстро стала все понимать, рано пошла. Я все удивлялся, что она такая маленькая – буквально проходила у меня между ног – а все понимает.

Каждый день я звонил жене и дочке из учительской.

– Малыши, что же вы делаете? Играете. А где Настюшка? Со мной она поговорить не хочет? Дай ей трубочку! Настюшка? А ну-ка скажи мне, как собачки лают? Аф-аф? Правильно. А как киски мяукают? Мяу-мяу? Молодчина!

Коллеги-учителя не смеялись надо мной, они уже привыкли к подобным моим «дидактическим», «мудрым» каждодневным разговорам. К тому же по-кошачьи, по-лягушачьи… я разговаривал не так долго. В основном мы общались, как собачки:

– Аф, аф, Настюшка, аф-аф!

– Аф-аф, – кричала Настюшка по телефону и громко, заливисто, счастливо смеялась.

Настя подружилась с соседской девочкой Леночкой Сысаевой, дочкой Сережи, моего товарища, Наташиного одноклассника, и внучкой Роберта Ивановича. Леночка со своими родителями – Зиной и Сережей – на выходные частенько приходили к нам в гости. …Мы прожили в Кубиковске еще год. Настюшка подросла, стала похожа на маленькую женщину – красивая, обстоятельная…

Однажды, пока Наташа и Сережина жена Зина разговаривали, годовалая Леночка заснула в Настиной кровати… И проспала два часа. Вечером, перед тем как ложиться спать, Настюшка тщательно обследовала ручкой свою постель и удовлетворенно заключила: «Не обдула».

Мы опять с Наташей стали приходить к выводу, что пора ехать в Москву.

Перспектив в провинции у нас не было, квартиры в Кубиковске мы получить не могли, а в избушке на курьих ножках Наташа жить не хотела.

И мы в самом деле стали собираться в дорогу – в Москву, хотя и там, по большому счету, перспективы маячили туманные. …Мы ехали с Наташей и маленькой годовалой Настей на поезде в стольный град. Домой. Ко мне. Ехали, не имея никаких сбережений – в плацкартном вагоне. Лучше бы я, дурак, не ездил ни в какой круиз.

Ночью было холодно. Ворочались, ворочались, но холод не уходил, а сон не приходил.

– Ты думаешь, мы нормально устроимся в Москве? – спросила Наташа.

– Уверен, не переживай, все будет хорошо, – сказал я, хотя, конечно, никакой уверенности у меня не было.

Почему-то к нам заглянул проводник. Видимо, ему было скучно. Он сказал, что уже Ожерелье.

У меня на душе стало теплее.

Наташе в Москве понравилось – она впервые жила в большом городе, где на каждом шагу театры, художественные выставки, большие книжные магазины и т.д. Наташа очень быстро устроилась на годичные курсы экскурсоводов, ей даже стали платить стипендию – сто рублей. С моей мамой они, конечно, не очень ладили, но мудрая Наташа терпела и не лезла на рожон – она понимала, что она все-таки в гостях.

Настюшка освоилась в Москве тоже быстро – дедушка и бабушка в ней души не чаяли, баловали, а во дворе она познакомилась со своими сверстницами; они стали вместе играть в детском городке в нашем дворе.