Марк Гиршин - Дневник простака. Случай в гостинице на 44-й улице

У входа в гостиницу увидел целую толпу вовиных родственников. Пожилые, раскрашенные, в пестрых одеждах. Шумные. На старушках просвечивающие блузки и брючки в обтяжку. Вовы меня не видели, усаживали гостей в машины, одна лучше другой.

Мой враг дежурный стоял у входа, весь разомлевший от счастья, и делал вид, будто изо всех сил придерживает в раскрытом положении дверь, которая на самом деле была закреплена у пола стопором. Мне было интересно, как он меня встретит на этот раз. Но тут один из гостей что-то сунул ему в руку, и он меня не заметил.

Вечер провел дома. Сварил себе суп из концентрата. Уборщица сегодня не пела, наверное, ушла куда-то на воскресенье. Нола сказала, что хотела бы поехать с Робертом на острова, там ей нравится, но поездка срывается из-за Лени. Роберт скупится снять две спальни, а в одной с Леней невозможно. Тебе не помешает, если я оставлю Леню тебе на эти два дни? Жить будешь у нас, я тебе в гостиной устрою царскую постель.

Я согласился. Она даже пообещала, она скажет Роберту, он мне заплатит за дежурство. Но я, конечно, отказался, никакой платы мне не надо, мне все равно, где учить английский, в гостинице или у нее. Нола была довольна, между прочим сказала, что быстро привыкает к людям, любит общество, вот я пригласила к нам на воскресенье твоих друзей по гостинице, Роберт захотел с ними познакомиться, нам будет приятно и им. Конечно, я тебя тоже приглашаю, спохватилась она, просто не успела сказать. Но тебе будет не интересно, ведь ты не понимаешь по-английски. По дороге домой я вдруг вспомнил, Вова тоже не понимает.

Сегодня проходил мимо небоскребов по дороге в гостиницу и вспомнил, перестал их замечать, привык. Если долго смотреть вверх, в конце концов различаешь, где небо, а где дом, хотя на большой высоте грани затушеваны темнотой. Помогают ориентироваться освещенные окна. Почему-то в каких-то окнах не тушат свет. Похоже на перфорационную карту с дырочками.

С утра дождь, но тут же испаряется. Улицы в теплом тумане. Опять сидел в баре напротив магазина Гана и старался прочитать оставленную кем-то на столике газету. Рабочий и на этот раз ничего не утащил, но я сидел долго, потому что так велел Ган. Хозяин ничего меня не заставлял покупать, наверное, Ган на этот раз заплатил ему за то, что я буду сидеть в его бэре.

Дома учил английский. Нола после того разговора не звонила. Я вспомнил, она ни разу не попросила дать ей прочитать какой-то рассказ. Когда мы познакомились, говорила, что ей было бы очень интересно. А потом, видно, забыла.

Сегодня воскресенье. Вовы, конечно, уже у Нолы. Интересно, что там делается? Нола, уверен, повела Люсю в свою спальню показывать наряды, их у нее целый стенной шкаф, и так тесно набит, что когда она вытаскивала какую-нибудь вещь, приходилось отжимать к стенке остальные, иначе не вытащишь. И еще несколько чемоданов с вещами, один на другом, в которые, она сама признавалась, она еще не заглядывала со времени переезда в этот дом, руки не доходят. Ну, а Вова с Робертом, скорее всего, остались в гостиной, где я Нолу тоже фотографировал, на ковре нагишом, ей захотелось. Получилось это так. Мы однажды пошли гулять, и по дороге Нола решила постричь Леню. В парикмахерской мы разглядывали ню, пока Леню стригли. Женщины в журнале были красивые и молодые, но я сказал Ноле, что она мне нравится больше, чем они. Нола благодарно улыбнулась, покраснела от удовольствия и закрыла журнал. На следующий день она вдруг вспомнила, сфотографируй меня, как тех женщин помнишь, на полу? Мне стало смешно, и я ответил, что те фотографировались на шкуре полярного медведя. Так что, спросила рассерженно Нола и взглянула на телефон, заказать шкуру, чтоб ее привезли как раз к возвращению Роберта? Я подумал, недаром она участвовала в институтской самодеятельности, делает вид, для нее заказать такую шкуру ничего не стоит. Такой эпизод.

Кто-то стучит в дверь. Пойду открою и, чтобы не забыть, запишу: в Нью-Йорке я отвык от стука в дверь. В коммуналке не было вечера, чтобы кто-нибудь из соседей не постучал. Не давали соскучиться. А жаль коммуналки.

Дописываю вечером. Это был Леня. Мама и Роберт уехали с гостями куда-то на острова, объяснил Леня. Мама мне сказала, что если мне будет скучно, я могу приехать к вам. Но позвонить сначала. Я звонил, но вас не было. Я как встал сегодня, никуда не выходил, но мальчишеская ложь меня не возмутила, потому что было ясно: Леня боялся, как бы я не ответил, что занят. Я даже был рад, потому что Леня привез с собой мяч и всякие вкусные вещи. Сказал, это мне мама прислала, покраснел и опустил налившиеся слезами глаза, так был рад за меня. Мы взяли с собой угощение и пошли в парк играть в футбол. Полежали на траве, поели. Леня выудил из урны какой-то журнал.

Он предложил открыть киоск и продавать газеты и журналы, я знаю английский, вот увидите, у нас пойдет бизнес. Я поинтересовался, хочет ли он уйти из дому из-за Роберта. Он замялся, но потом сказал, что вообще бы не прочь. Да, я бы ушел. Давайте, а? А что мама говорит? Он прямо не ответил на этот вопрос, а сказал, что если она хочет, пусть остается с Робертом, а он бы ушел. А школа? А мы там все равно ничего не делаем, на уроках нас учителя не спрашивают, тут не так, как в Союзе, уже сколько времени прошло, меня еще ни разу не вызывали к доске, только пишем тесты. Но мне предметы все равно не даются, а язык я знаю лучше всех эмигрантов, хоть и не учу. А почему предметы не даются? В Союзе то же самое было. Я три года пропустил из-за болезни, и меня отдали в умственно отсталую школу, там были с разными дефектами, у одного вот такая голова, но мы с ним подружились, он был хороший мальчик, но он только буквы научился писать. За целых три года только буквы, понимаете? А что у тебя было? У меня тоже что-то такое, какая-то инфекция попала в голову, но так я нормальный, правда? Что, разве вы что-то замечаете? Ничего, я ответил. Спросил, почему он хочет выбрать такое занятие, торговать в киоске? Он сказал, когда нет покупателей, можно читать. Мне понравился ответ. Но нужно смотреть на вещи трезво. Для меня это был бы выход, он знает английский, но Нола никогда не согласится, чтоб он не учился. Вдруг Леня хитро посмотрел на меня, покраснел и опустил голову. Почему вы называете маму Нола? А как? Фира. Мне смешно слышать.

Я его проводил к сабвею и пошел домой. По обочинам собралась масса бумаг и всякой мягкой тары, газеты даже пожелтели от солнца, так их давно не убирали. Если бы мне дали что-то вроде тачки и метлы, я бы этим занялся. Целый день на воздухе и свободна голова. Придумывай себе рассказы, сколько хочешь. И даже, если станешь на минутку, чтоб записать, тоже тебе никто ничего не скажет. У меня даже поднялось настроение, неужели я нашел выход?