Валентина Мухина-Петринская - Позывные Зурбагана

— Нет, папа, эта женщина с другой планеты. Может, с Марса, а может, даже из другой галактики…

Отец добродушно усмехнулся.

— Кто знает, не менее шести тысяч лет назад создано это. В материалах нашего краеведческого музея, основанного, кстати, родным дедом Христины Даль, собрано много орнаментов — на одежде, обуви, всяких изделиях из дерева, кости, бересты. Мне лично довелось видеть десятки совершенно изумительных изображений на базальтовых валунах и скалах.

Когда-нибудь мы с тобой слетаем к верховьям Ыйдыги, и ты увидишь сам. Тоже скажешь, человек не мог создать такое? А человек все может. Каменный век — и уже гений! Гений!.. Соплеменники, наверно, считали его одержимым, и почти наверняка он не был лучшим охотником, не славился силой. И его легко мог обидеть самый тупой и звероподобный из его племени, которого раздражало, для чего он это делает…

— Первый мещанин, — буркнул я.

Отец одобрительно кивнул и вернулся в кухню. Я пошел за ним. Кухня тоже была просторной и чистенькой. На окне веселенькие занавесочки в цветочках. В общем, даже уютно.

Я обратил внимание, что отец все сильнее и сильнее прихрамывал. Лицо его моментами кривилось от боли. Я спросил, что с ним.

— Слишком много ходил последние дни, культя и воспалилась. Придется полежать денек-другой… — пояснил отец.

Я не понял: какая культя?

— Ну, у меня же нога ампутирована.

— Ты… без ноги?

— Ну да.

Я, что называется, обалдел.

— Как же я не заметил?

— Походка у меня не нарушена.

— Папа, это на фронте?

— Что ты, Андрюша! Мне в войну и десяти не было. Совсем маленький. Отморозил я ногу. В наледь попал. Началась гангрена. Пришлось удалить. Э, неохота рассказывать.

— Вот почему ты оставил свою работу!

— Да. Тысячи километров исходил без карты по непролазной безлюдной тайге, горам, ущельям. С помощью простейших приборов разметили трассы будущих строек. Последние несколько лет был начальником партии изыскателей. Кстати, я тебе подарю одну книгу. Никогда не расставайся с ней.

Мы выпили кофе, затем вернулись в комнату. Отец достал из письменного стола толстую книгу в красном переплете и протянул ее мне.

Это была Красная книга. Дядя Яша все пытался достать ее и никак не мог — в Москве! На суперобложке изображения зверей и птиц, а внизу надпись: дикая природа в опасности.

Я столько слышал об этой книге, и вот она моя!

Задумчиво, строго и как бы с раскаянием он смотрел на меня. Потом вздохнул и, постелив постели, стал раздеваться. Впервые он при мне остался в трусах и майке. Да, у него был протез. Он снял его, осторожно обмыл теплой водой из таза культю и вытер полотенцем. Нога заметно воспалилась и покраснела.

Он слишком много ходил, не отставая от молодых ученых. Никто и не догадывался, что у него протез.

— А Христина знает об этом? — почему-то спросил я.

— Еще нет. — Лицо его омрачилось.

Он растянулся на тахте и прерывисто вздохнул.

— Ты поможешь нам устроиться поскорее на работу? — спросил я, когда улегся на диван (я даже не раскладывал его) и выключил свет.

— Да. Тебе удобно на диване?

— Спасибо. Хорошо. А что нам предложат?

— Алеше — пекарню. Хлебозавод мы еще только начнем строить. Думаю, он управится пока с одним помощником. Там две женщины работали, но вышли замуж и уехали с мужьями-бамовцами в тайгу.

— А Жене? Он ведь шофер-испытатель и механик!.. Слесарь, кажется, отличный.

— Прекрасно. Дадим ему новую машину. Какую захочет. Любой марки.

— А я?

— Тебе предложат курсы. Любые, какие понравятся. — Он перечислил, какие у них работают курсы. Я выбрал — шоферов.

— Почему именно шоферов? Зимой здесь водителям крайне тяжело работать. Не представляешь даже. Поступай ко мне лаборантом.

— Что я, ехал в тепле сидеть? Зато буду ездить по всему Забайкалью, ознакомлюсь с краем. Легковую машину я ведь умею хорошо водить. Научусь и грузовик.

— А права есть? Я замялся.

— Права не успел получить… Лет мне не хватило, понимаешь,

это ведь Москва,

— А сейчас тебе семнадцать?

— Скоро семнадцать. Я был рослый мальчишка, и мама ухитрилась меня в первый класс шести лет устроить.

— Учился хорошо?

— Троек никогда не было. Мне легко все давалось.

— Ну, добро, сын. Пока курсы откроются, ты отдохни недели две-три.

— Ага, отдохну. Мне так хочется добраться до красок— они со мной. Хорошие краски. Не какие-нибудь. И холст. И кисти. И этюдник. Мне завещал, умирая, художник Никольский.

— Ты разве рисуешь? Художник?

— В детстве рисовал… А потом увлекся этим фигурным катанием, некогда стало. Так знаешь, папа, иногда во сне вижу, будто рисую. Долго — весь сон рисую и рисую, а проснусь, даже тоска нападает. Я бы давно бросил спорт, но, понимаешь, успех был… Тренер так радовался, и Маринка. Просто не мог их подвести, совесть не позволяла. А теперь я свободен. На Байкале всюду такая красота, и мне так захотелось писать картины.

— А почему ты теперь не побоялся подвести тренера?

Я рассказал, как он нашел Марину бесперспективной. А также о том, что как раз журнал принесли мне с портретом отца.

— Но почему… Ты же не знал меня, не мог любить.

— Всегда любил.

— Не понимаю.

— Так отец же! Мама не восстанавливала против тебя. А ты ее забыл?

— Не забыл.

— И она тебя не забыла.

Перед сном я вышел на балкон. Глухо шумел темный Байкал.

В огромном небе сверкали бесчисленные созвездия. Густым, смолистым был воздух, настоянный на тайге. Где-то звучали песни, гитара, девичий смех. Из порта доносился приглушенный грохот: работала ночная смена.

Внезапно прозвучала трижды повторенная музыкальная фраза необычайной красоты.

— Что это? Что? — закричал я потрясенно.

— Позывные Зурбагана, — отозвался из комнаты отец.

Я долго стоял очарованный. Дивная музыкальная фраза, протяжные вздохи Байкала, грохот порта, далекая песня — все это были волнующие позывные Зурбагана.

Утром отец выглядел, как всегда, мужественным, красивым, уверенным в себе и, видно, забыл, что собирался полежать денек-другой.

Мы вышли вместе, и отец, напомнив, чтоб мы, все трое, позвонили к нему в институт, отправился на работу.

«Баклан» уже перебрался к другому причалу — еле нашел. В порту шло строительство нового пирса, и грохот, гул, стук эхом отдавались по всему городу. А машин ехала уйма, как в Москве по Садовому кольцу, только и разница, что здесь все машины были с иголочки, самых последних марок.

Алеша с Женей нетерпеливо ожидали меня. Христина уже ушла в горздрав. Мы только хотели идти, как нас задержал капитан.

— Зайдите ко мне, ребятки, на пяток минут, — сказал он деловито.

Мы зашли к нему в каюту, сели кто где, а капитан на свою койку.

Долго он не тянул, без всяких подходов предложил зачислить нас троих матросами на «Баклан» и стал деловито пояснять.