Акилле Кампаниле - В августе жену знать не желаю

– А! – воскликнул Джедеоне, снова подходя к ним. – Так вот почему мне ваша физиономия немного знакома. Вы тот, кто сидит на левой руке, если не ошибаюсь.

– Именно.

Джедеоне пожал ему руку.

– Рад с вами познакомиться, – сказал он. – Я давно этого желал.

Молодой человек поклонился. Затем, показав на прохаживавшегося здоровяка, сказал:

– Силач-гренадер – это он. А вот эти господа, – добавил он, показывая на молодых людей, – это остальные участники труппы.

Произошел обмен приветствиями.

– А не найдется у вас местечка и для моего сына? – спросил Джедеоне, который как раз старался куда-нибудь пристроить Андреа.

– Мне очень жаль, – ответил силач-гренадер, – но мы укомплектованы. Даже более того, могу вам сказать, что уже не смогу долго держать всю эту компанию на руках – содержать ораву из пяти ртов, да еще и жерло.

– Меня, – сказал Андреа, – устроило бы совершенно скромное местечко, где-нибудь на одном из ваших бедер, которые, насколько мне помнится, пока что не заняты.

Силач-гренадер махнул рукой, как бы говоря, что об этом и думать не стоит – по крайней мере, на этот момент, – и Джедеоне повторил свою просьбу насчет номеров на втором этаже.

– Скоро, – пояснил он, – прибудут из Америки на пароходе «Эстелла» супруги Суарес, которые едут, чтобы присутствовать на свадьбе своей дочери Катерины с моим сыном Андреа. Если бы вы были так добры…

– Никак нельзя, – ответил силач-гренадер. – Мы ожидаем приезда наших жен, которые должны вот-вот прибыть после триумфальных гастролей по Америке. Они ездили туда позировать в группе «Веселые купальщицы на прекрасном пляже в Майами резвятся с водяным мячом».

– О! – воскликнул Джедеоне. – Так это те самые знаменитые и милые девушки?

– Уже много лет они успешно справляются с этой важной ролью, благодаря которой столь прославились, – ответил силач-гренадер. – А сейчас, выполнив свою миссию, они возвращаются домой, и тоже на «Эстелле».

– Этого судна, – сказала одна из отдыхающих, которые дожидались ужина, – очень ждут еще и потому, что на нем должен прибыть Ланцилло.

– Знаменитый ловелас? – спросил Джедеоне, помрачнев.

– Именно! – воскликнула, хлопая в ладоши, рыжая девушка с веснушчатым лицом.

Сидевший рядом с нею молодой человек недовольно на нее покосился.

– Ну если уж на то пошло, – холодно сказал он, – «Эстеллу» трепетно ждут все местные горничные, потому что на берег сойдут крепкие ребята из экипажа.

– Точно, – сказал силач-гренадер. – А в котором часу прибывает пароход?

– По-моему, в двадцать тридцать пять, – сказал Джедеоне. – Впрочем, сейчас узнаем. – Он позвал: – Арокле!

Арокле, который как раз входил, охотно провалился бы от стыда, когда услышал, как его зовут по имени. Он принялся равнодушно насвистывать.

– Болван! – крикнул ему силач-гренадер.

– Чего изволите?

– Принеси сегодняшнюю газету, – велел ему Джедеоне.

– Единственное, что есть свежего в этой гостинице, – с горечью заметил силач-гренадер.

Но не успел Джедеоне раскрыть газету, как из его груди вырвался крик.

– Что с вами? – с тревогой стали спрашивать окружающие.

– А то, – сказал Мальпьери, теребя газетный лист, – что этот номер старый.

– Прошу прощения, синьор, – с достоинством произнес Арокле, – он от 27 августа 1930 года, а сегодня и есть 27 августа 1930 года.

Джедеоне снова стал внимательно рассматривать газету, посмотрел на дату, пробежал глазами заметки, потом снова взглянул на дату и пробормотал:

– Ничего не понимаю.

Газета пошла по рукам.

– Интересно, – сказал молодой человек с правой руки гренадера, – новости очень старые, а число сегодняшнее.

Силач-гренадер смотрел то на дату, то на заметки с выражением крайнего недоумения на лице. Наконец он фыркнул и выругался.

– Ты что же это вытворяешь? – набросился он на Арокле, – ты принес нам газету от 27 августа 1930 года до Рождества Христова!

Он швырнул газету в лицо официанту, который пробормотал в страшном замешательстве:

– Прошу прощения, я увидел 27 августа 1930 года и не подумал…

– Разве ты не видел, что после даты стоит «до Рождества Христова»? Вот скотина!

Пока Арокле в полнейшем расстройстве удалялся, силач-гренадер обратился к Джедеоне:

– Сил моих больше нету, совершенно никаких сил в этой гостинице. Прочтите-ка вот это, примера для.

Он вынул из кармана и сунул под нос старику рекламный листок гостиницы. Среди перечня услуг: ванная, зал для написания писем, прекрасная кухня, – стояло слово «труба».

– Вы знаете, что значит это слово? – спросил он.

Джедеоне снял очки, которые водрузил было для чтения, и посмотрел на силача-гренадера.

– Быть может, – пробормотал он, – тут намек на водосточную трубу? Хотя, – продолжал он, немного помолчав, – не понимаю, что привлекательного может быть в том, что гостиница оборудована водосточной трубой. – Он секунду подумал и продолжал: – Если только хозяин, в приступе порядочности, не хотел предупредить постояльцев, что в здании нет водопровода. В таком случае «труба» может означать систему подачи воды, в противоположность водопроводу, который, как известно, размещается внутри здания. И хозяин, может быть, хотел сказать: ладно, водопровода нет, но зато – у всякой медали есть обратная сторона – несмотря на его отсутствие у нас есть водосточная труба.

Силач-гренадер не перебивал и с состраданием глядел на него. В конце он воскликнул:

– Нет-с, милостивый государь! Здесь слово «труба» употреблено в своем обычном смысле. В гостинице нет фортепиано, и хозяин решил положить в салоне для постояльцев трубу – для тех из них, кто хотел бы помузицировать.

– Прекрасная мысль! – воскликнул Джедеоне.

Андреа покраснел.

– Папа, – сказал он, – ты, надеюсь, не собираешься играть на этой трубе?

– Даже более того, – возразил Джедеоне, – я хочу сыграть на ней, как только «Эстелла» войдет в порт.

Силач-гренадер усмехнулся:

– Не получится.

– Это почему? – спросил Джедеоне, начинавший терять терпение.

– Почему? – переспросил тот голосом, в котором клокотало возмущение. – Почему? Поверите ли, если скажу, что за все две недели, которые я живу в этой злосчастной гостинице, мне еще ни разу не удалось сыграть на трубе?

– Ну да, – заметил Джедеоне, – это не простой инструмент.

– Не в этом дело, – возразил силач с нарастающим волнением. – А в том, что этой трубой физически невозможно завладеть – даже на короткое время. Захвачена! Прибрана к рукам! Монополизирована одним постояльцем, старым нахалом по имени Джанни Джанни, который желает играть на ней один и только один, и даже имел наглость утащить ее к себе в номер, потому что, дескать, он не доверяет чужим губам и не хочет подцепить дурной болезни. Представляете? Вы представляете?