Алексей Колышевский - МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе

Всем она казалась ненормальной. Она то молча сидела в своей комнате, то долгое время стояла на подоконнике у открытого окна, но прыгать не решалась, то во время прогулок, совершаемых под присмотром телохранителей, ложилась прямо на землю, не разбирая, грязь ли там, или сухое место.

Было ли это ее состояние сумасшествием? О нет, только не это. Не стоит списывать адские стенания души на банальную шизофрению. С ума сходят слабые. Умом трогаются бараны и овцы, но Лора была волчицей. Люди этой породы сохраняют трезвый рассудок в любых ситуациях, никакие обстоятельства не в силах помрачить их разум. У Лоры была тяжелейшая ломка, словно она долгое время сидела на игле, а затем ее сдернули, лишили подпитки, лишили смысла жизни, которым был для нее Нимостор. Доверившись злу с детских лет, преклонившись перед ним однажды, она все это время упивалась своим величием, своим последовательным возвышением над толпой, своей властью в секте, и чувство превосходства достигало апогея, когда перед ней на жертвенном алтаре оказывалось человеческое существо. Лора понимала, что она предала мир, который взрастил ее, предала людей, которые верили в нее и шли за ней. Понимала, что предала веру и предала Сатану, а тот предательства не прощает. Он обязательно вернется за предательницей, и Лора это знала, знала с той самой минуты, как прозвучали в страшном тоннеле слова пророчества.

Она понимала, что более не может, не имеет права взывать к Сатане. Она также понимала, что никто и никогда не примет ее раскаяния, ведь на то и существует понятие смертного греха, греха, за который не вымолишь прощения. Поэтому любой храм божий был для нее закрыт. Впрочем, она туда и не стремилась и особого раскаяния, понятно, не испытывала.

Лора жила в страхе перед будущим. Но вот в чем странность и закономерность отличия между поведением безумца-ренегата и поведением ренегата умственно здорового. Безумец на то и безумец, чтобы взращивать свой страх, жить только им и только в нем и довести самого себя до неизбежного самоубийства. А волчица Лора изобрела собственное лекарство от страха – она перестала думать о Сатане, о его величии, о его возможностях. Она перестала мысленно обращаться к нему, вымаливать у него прощение, и постепенно ее страх стал истончаться, словно туман. В конце концов она перестала бояться и принялась искать объект для своей ненависти, стала выискивать виноватого в своем падении, в своем предательстве. Она с ностальгией вспоминала о прошлой жизни и понимала, что никогда уже не сможет вернуться к ней. Она сделала свой выбор, она предала, и повинным во всех ее потерях она сделала собственного отца. Ведь не вмешайся он тогда, все было бы по-прежнему и смысл жизни не был бы ею утрачен. Ее отец оказался вором, он украл счастье, похитил надежду на будущее, он поставил ее в такую ситуацию, где она проявила себя жалкой и враз зачеркнула торжественную страницу собственной мании величия. Он, ее отец, заставил ее почувствовать себя обычной трусливой тварью, которой дорога ее драгоценная шкура. Он сделал так, что сам Сатана отвернулся от нее.

Сильный дух Лоры не мог смириться с таким положением вещей. У волчицы отобрали возможность выть на луну, лишив ее голоса. У волчицы отобрали ее стаю – единственную среду, в которой она чувствовала себя нужной. Но зубы у волчицы остались, как остался и ум, извращенный преступной жизнью убийцы. И Лора решила отомстить. Она решила жить идеей отложенной мести. Взращивать цветок мести медленно, по десятой части дюйма в год, но в конце концов дождаться, когда тот расцветет. Лора надела доспехи смирения, волчица затаилась, дни текли.

Процесс ее мнимого смирения не был скорым. До поры до времени, около двух лет после того происшествия, она не вела себя агрессивно и находилась под наблюдением светил психиатрии под домашним арестом. Но в канун Вальпургиевой ночи 99-го она совершила удачную попытку побега, и нашли ее лишь наутро неподалеку, в поле, совершенно голую и обессиленную. На теле ее виднелись синяки от пальцев и царапины, она лежала возле большого костровища, и большая площадка вокруг была словно вытоптана табуном лошадей. Было очевидно, что прошлой ночью здесь что-то произошло, но на все расспросы Лора лишь загадочно улыбалась, а затем вдруг внезапно бросилась на отца, расцарапала ему лицо и сделала попытку впиться в шею зубами. Их еле растащили, и Лору словно прорвало! Она страшно, по-звериному рычала, поносила отца последними словами, называла его убийцей, угрожала ему смертью и явила всем окружающим бездну своего устрашающего безумства и полной одержимости.

Некоторое время она вновь провела под домашним арестом, не сей раз более строгим, чем прежде: окна в ее комнате снабдили решетками, оставили минимум мебели, да и ту прикрутили к полу. Ей не оставили даже простыни, чтобы она не смогла разорвать ее на жгуты и удавиться. Однако лечению это не способствовало, да и нахождение в одном доме с глубоко больным ребенком сказывалось на здоровье самого Ефима Самойловича тяжким образом. Тогда Лору поместили в одну из лучших в мире клиник в Швейцарии, где она поселилась на долгих пять лет. Именно здесь она решила действовать исподволь и нанести свой удар в тот момент, когда все успокоятся насчет ее душевного состояния. Мысленно она повесила портрет своего отца в тайной комнате души и в ожидании подходящего момента, чтобы не остыть, бросала в этот портрет дротики, превратив изображение Масионжика в мишень для игры в дартс.

После возвращения из Швейцарии она всем показалась полностью здоровой, стала проявлять интерес к красивой жизни, полюбила ночные клубы и зажила совсем обыкновенной жизнью. О прошлом она никогда вслух не вспоминала. На момент нашей с ней случайной встречи она провела в Москве около года, но отношения ее с отцом так и остались напряженными, хотя она никогда уже не бросалась на него, лишь иногда огрызалась, тут же, впрочем, заискивающе прося прощения. Масионжик понимал, что она над ним издевается, закипал было, но старался держать себя в руках, благодаря бога хоть за такой исход для своей странной и все же любимой им Лоры.

Я стоял на своем прежнем наблюдательном месте, то есть в полусотне метров от въезда во двор дома на Остоженке. Я уже знал машину Масионжика и машину его жены, и сегодня мне несказанно повезло: я впервые увидел Лору. «Мерседес» Масионжика чуть приостановился возле шлагбаума, и я с удивлением увидел, как из машины почти на ходу выскочила девушка и стремглав бросилась в противоположную сторону. Тут же из «Мерседеса» пулей вылетел охранник и ринулся в погоню. Он нагнал ее прямо возле моего автомобиля, как-то очень деликатно, мягко сбил ее с ног, сгреб в охапку и поднял, все приговаривая: