Алексей Колышевский - МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе

– С чем медок-то? Герасим?

– Нет, чувак, амфетамины, – ухмыльнулся Денис, – новая прогрессивная технология.

– Из Башкирии, что ли? – Я вертел банку в руках. Так никогда и не подумаешь, мед и мед, а прет с этого меда порядочно.

– Из самой Уфы, братан. Прямые поставки.

– Да мне-то все равно откуда, я там и не был никогда. Что я, Земфира, что ли? – тупо пошутил я.

– Хочешь, давай еще, – суетился Денис и сам съел несколько ложек подряд. Он находился практически уже в полном неадеквате, тогда как я балансировал на грани half shit и super shit, а следовательно, мог соображать.

– Впервые слышу, чтобы наркоту с медом бодяжили, – признался я, – кому такое в голову-то пришло?

– А ты как думаешь? – тоном, не допускающим сомнений в том, что это именно его идея, воскликнул Шершуашвили.

– А я ничего и не думаю уже. Так это твой бизнес, что ли?

– Ну, в общем, да, – он весело подмигнул мне, – по всей России поставки, а уж в Москву-у! Небось слышал про медовые ярмарки? Это же московский почин! Их по нескольку раз в году стали делать в Москве, а после и регионы подтянулись. Спрос на башкирский мед огромный, чувак. А раз есть спрос, значит, его надо удовлетворять.

Я вспомнил о кухонном ноже, торчащем из ануса барыги Магаррама, и подумал, что мог бы вот прямо сейчас, голыми руками, умертвить этого парня, вырвав ему кадык или сделав что-то в этом роде. Конечно же, делать я ничего не стал, так как мне становились все интересней его откровенности.

– Слушай, а чего ты мне, менту, все это рассказываешь? Не боишься, что я на тебя настучу?

Денис посмотрел на меня как на умалишенного и захохотал. Он хохотал так громко, так вычурно и долго, что мне хотелось врезать ему по спине, как если бы он подавился. Наконец он отсмеялся и сквозь выступившие слезы выдавил:

– Ну ты даешь. Конечно, не боюсь. У тебя на удостоверении чья подпись стоит, помнишь?

– Э-э-э, – неопределенно выразился я, – конечно, помню! Этого, как его, блин. Слушай, мед твой, в натуре, память отшиб на хрен.

– Заместителя главы ГУВД Москвы Коваленко Ван Ваныча, ептыть! Так к кому ты стучать-то пойдешь? К нему же?

– Ну да, – осторожно ответил я, думая, что мое мнимое ментовство только что чуть не вскрылось самым примитивным образом. Вот был бы номер!

– Ну вот! – Обрадованный Денис с видом человека, которому море по колено, вытащил из пачки сигарету и пригласил меня в тамбур, мы вышли, и он закурил:

– Марк, я депутат, лицо неприкосновенное, так?

– Так.

– Ван Ваныч Коваленко подписывает таким, как ты, удостоверения, значит, он тоже лицо неприкосновенное, так?

– Вроде того.

– Да не вроде, а так и есть. Понимаешь, наркобизнесом в этой стране занимаются только неприкосновенные люди. Уловил? Только тсс, – он картинно приложил палец к губам.

– Да мне-то чего? – сыграл смущение я. – Мне до ваших дел никакого дела. Я на зарплату живу, командировочные маленькие, льгот лишили. Сам понимаешь…

Денис снова подмигнул:

– Конечно, понимаю, брателло! Мы же с тобой не случайно в универе встретились. И сейчас не случайно. Мне свои люди везде нужны, особенно в твоем ведомстве. Ты же старший оперуполномоченный по особо важным делам?

Я удивился его цепкой памяти:

– Допустим.

– Так, значит, ты тоже считай что почти неприкосновенный!

– Хм, неприкасаемый. Шучу. Да ладно, я не против. Чего надо будет делать-то?

Я продолжал играть, тем временем придя к окончательному выводу, что ничем хорошим эта моя игра уже не закончится. Ее еще можно было прекратить на этапе нашей встречи в вагоне-ресторане, но уж после того, как я согласился «попить чаю» и услышал все то, что услышал от этого вмазанного кретина, отмотать назад ничего невозможно. Упомянутое имя Коваленко, его возможная причастность к этому заряженному меду настолько взволновали мою обостренную дурью психику, что я буквально ощутил во всем теле зуд. Вот оно, значит, что! Милицейский генерал, заместитель начальника ГУВД всерьез занимается наркотой! Ведь эта банка изготовлена отнюдь не кустарным способом, ее сделали на заводском оборудовании – это же видно, не зря я столько лет проработал в торговле и такие вещи отличу сразу. Что это? Провокация? Непохоже. Сон в руку? Получается, что да, так оно и есть. Что делать? Звонить напрямую Сеченову? И что он скажет? «Ну их всех к такой-то маме, – подумал я, – приехал найти Иисуса, а нашел еще один геморрой на свою задницу. Хватит. Пусть сами с собой разбираются, а я ни при чем».

Я не нашел ничего лучшего, чем сказать, что меня что-то мутит.

– После медка это бывает, – хохотал Шершуашвили, – скоро попустит. Сочку глотни грейпфрутового, и попустит.

– Я пойду в свое купе, полежу, – попросился я, – а над твоим предложением я подумаю. Оно серьезное и привлекательное.

– О’кей, – беспечно ответил Денис и дал мне свою карточку, – вот, держи на случай, если в поезде не увидимся. – Затем мы пожали руки и расстались.

Вернувшись в свое купе, я очень быстро собрал вещи, переоделся в «гражданское». Нужно рвать когти! Когда этот медовик протрезвеет, то вспомнит, что наговорил мне чересчур много лишнего, и постарается избавиться от меня как от ненужного и досадного свидетеля. Явственно представив себе, что в Архангельске меня будут встречать чисто конкретные пацаны с чисто конкретными намерениями, я сошел с поезда, когда до пункта конечного назначения оставалось около полутора сотен километров. Скормив проводнику еще одну «пятихатку», я взял с него торжественную клятву в том, что он не видел, на какой именно станции я высадился. Плутоватые глазки проводника сильно блуждали. «Продаст, нельзя здесь задерживаться», – подумал я и оказался на перроне незнакомого города. Лучше так, чем иметь дело с этим гребаным неприкосновенным пасечником и его башкирским медом.

С того момента, как меня окликнул голос Кленовского, то есть с той самой минуты, когда я решил ехать вместе с ним на квартиру к несчастному Брасье, прошло два с небольшим месяца, и на улице царил ноябрь. Мой месяц, время всех Скорпионов. Я родился в ноябре, когда вот так же, как сейчас, мела метель и земля была белой от нетающего снега. Но это случилось в Москве, а сейчас в свой день рождения я стоял на перроне станции Обозерская и чувствовал себя самым одиноким и заброшенным именинником в мире. Мой поезд давно ушел, а я все еще не решил, что мне делать дальше. Зашел в здание вокзала, увидал свободное место, присел. Рядом со мной сидел православный батюшка, весь в черном: черная шапка, черная борода, черное пальто, черная ряса и черные сапоги. Перчатки у него тоже были черные. Батюшка сидел, положив одну ногу на огромных размеров клеенчатый баул, и чутко дремал, время от времени открывая мутноватые от сна глаза и зевая крестил рот. Я немного посмотрел на него и в момент его очередного полусонного зевка не выдержал и спросил: