Борис Минаев - Мужской день

Точно! Именно эту фразу мне говорила мама. И вчера. И сегодня утром. Она говорила точно так же:

– В такую погоду хороший хозяин собаку гулять не выгонит. А твой Колупаев...

– Мама! – строго останавливал я ее. – Не надо! Я тебя очень прошу! Причем тут Колупаев, собака и я? Ну при чем?

Мама тяжело молчала и думала.

– Потому что ты ведешь себя... – сказала она. – Мягко говоря, странно... А впрочем, это твое личное дело.

– Да! – закричал я. – Это мое личное дело! Понятно?

Все это я вспомнил сейчас, пока незнакомец стоял и пускал тут огромные клубы пара.

– Понимаешь, – торопливо сказал человек в тулупе. – Я не хочу тебе мешать, и вообще, у меня дела. Но мне кажется, ты не отдаешь себе отчета в том, что может быть обморожение. Ты же не хочешь всю жизнь ходить с синим носом или синей щекой?

Я оглянулся. Колупаева не было и в помине. А прошло, наверное, уже минут десять. Часы в порыве гнева (на маму), я взять забыл.

– А у вас часов нет? – спросил я.

– Есть, – ответил человек в тулупе и полез в карман. Из тулупа он достал часы с крышечкой и долго открывал их негнущимися пальцами. – Девять сорок три, – сказал он. – Если уж ты такой поборник здорового образа жизни, выйди гулять попозже, ну я не знаю, часов хотя бы в одиннадцать. Будет уже другая температура.

– Ладно, – сказал я. – Просто мы договорились.

– Ах, договорились! – задумался он. – Тогда другое дело. Знаешь что, ты иди в подъезд и оттуда выглядывай. Вот мой совет. Ты можешь его выполнить или не выполнить, но я тебе советую сделать именно так и помнить о том, что иметь синий нос – это ужасно.

Незнакомец в тулупе, наконец, повернулся и зашагал медленными шагами в нужную сторону, иногда оглядываясь на меня.

«Ну иди, иди, – сказал я ему мысленно. – Ты очень хороший и добрый. Только иди, пожалуйста, отсюда».

Теперь у меня появилась возможность трезво оценить обстановку безо всяких посторонних вмешательств.

Уходить в подъезд я не хотел по двум причинам.

Во-первых, мама, которая следит за мной из окна, обязательно заволнуется и тоже спустится в подъезд – посмотреть, куда же я девался, а домой при этом не иду.

Во-вторых, меня не увидит Колупаев!

Именно с этой точки, где я сейчас стою, меня особенно хорошо видно из его окон.

Конечно, я не знал, имеет ли это какое-нибудь значение сейчас. Может, Колупаев просто дрыхнет. Или он в чем-нибудь провинился, и мама строго запретила ему гулять. Или он простудился. Или попал, как и все остальные, под домашний арест в связи с морозом.

Ни щеки, ни нос у меня не щипало. «Значит, пока все в порядке», – подумал я.

Возвращаться домой очень не хотелось. Ну и что же, что я жду Колупаева уже двадцать минут? Зато он потом не сможет сказать, что я испугался мороза и убежал.

Не хотелось возвращаться еще и из-за мамы. Не любил я, когда мама торжествовала моральную победу в наших спорах. После этого у меня очень долго бывало плохое настроение.

В связи со всеми этими соображениями я выбрал третий вариант и начал просто ходить.

Во-первых, так было теплее, и я мог считать, что это в какой-то мере моя уступка человеку в тулупе. Он же тоже ходил! Во-вторых, так я постоянно пересекал ту точку, с которой Колупаев мог меня увидеть. И в-третьих, так было совсем не скучно!

Ведь, честно говоря, стоять на одном месте вообще противно, да еще в мороз – это вообще туши свет! Просто ослепнуть можно, если все время глазеть на снег с одной точки.

Я сделал несколько шагов по двору, и передо мной открылись разные чудесные картины.

С крыши котельной свешивалась сосулька невероятной величины. Она блистала на солнце розовым светом и переливалась, как какой-нибудь царский алмаз. Ее немедленно хотелось сбить какой-нибудь палкой (ведь сосульки очень хрупкие создания), но я решил пока этого не делать. Вдруг Колупаев все-таки выйдет? И мы сможем сделать это вместе?

Из земли рядом с котельной, из какого-то ее таинственного места шел пар! Пар шел такими густыми клубами, что я даже удивился. Пар шел, как из паровоза!

Но пройти туда и посмотреть на влажную оголившуюся землю, из которой шел пар, ощупать своими руками это таинственное место не было никакой возможности – потому что снега-то навалило просто по грудь!

Никогда я еще не видел настолько глубокого снега в нашем дворе! Хотелось просто разбежаться и прыгнуть. Но делать этого было нельзя, и я стал ходить кругами.

Очень интересно было смотреть и на небо. Небо в разных частях было совершенно разного цвета!

Голубое, розовое, зеленое и перламутровое.

Облака стояли на нем совершенно неподвижно, а солнца не было видно.

Посмотрев на небо, я вдруг с ужасом и печалью понял, что все-таки совершенно замерз. Из носа вытекла здоровая капля, а ноги в валенках стало противно покалывать.

И тут произошло что-то очень неожиданное.

Из дома вышел Женька!

Я прямо обалдел.

Вот уж чего не ожидал. Женька медленным своим шагом подошел ко мне, внимательно посмотрел и спросил:

– Ты чего делаешь, Лева?

– Колупаева жду! – сказал я.

– А! – задумался Женька. – Понятно. А то меня мать послала. Сказала, что у тебя родители, наверное, куда-то уехали, и ты во дворе околачиваешься. И сказала, чтобы я тебя в гости пригласил, на чай с вареньем.

– Нет, – сказал я. – Спасибо. Спасибо большое. Лучше ты со мной постой. Хоть немножко. А то надоело одному гулять.

Все, кто со мной говорили в это утро, все время почему-то задумывались.

Теперь задумался Женька.

– Вообще-то нельзя, – сказал он. – Но немножко можно. Минут семь с половиной.

– Ладно, – сказал я. – Может, крепость построим?

– Не успеем, – сказал Женька с сомнением.

– Ну хоть чуть-чуть.

Мы скатали ком. И прислонили его к старому, который мы с Колупаевым сделали еще во вторник. Тот ком был уже совершенно обледеневший и какой-то маленький.

– Все, – сказал Женька. – Пять минут прошло. Осталось две с половиной. Ты остаешься или идешь?

– Остаюсь, – сказал я. – Дома скучно.

– Да, – с уважением посмотрел на меня Женька. – Дома скучно. А ты отогрейся и опять выходи.

– Во второй раз не выпустят, – сказал я. – Сейчас тридцать градусов. Вороны падают на лету. Только человек такое может выдержать.

– Да, – сказал Женька задумчиво. – Человек и не такое может выдержать. Вон один мужик плыл по океану восемь дней. И ничего.

– Я бы так не смог, – сказал я. – Я акул очень боюсь.

– Я бы тоже не смог, – сказал Женька. – Но только из-за ноги. Акул можно ножом напугать. И еще им какую-то палку вставляют в рот. Они челюсти сжимают, а закрыть не могут.

– Нештяк! – сказал я. История про акул мне понравилась. Правда, я уже плохо чего соображал. «Может, домой пойти вместе с Женькой?» – как-то лениво, как будто сквозь туман подумал я.