Алексей Саморядов - Праздник саранчи

Туристы шли, размахивая в такт руками. Кто-то засвистел мелодию.

Сергей едва выполз на дорогу, привстал на локтях, помотал головой.

Темнело. Сергей попробовал сесть, застонал, снова упал.

Снизу зашумела машина.

Фары ее высветили Сергея. Он снова попытался сесть, но не смог.

Это был милицейский «уазик». Он встал рядом с Сергеем. К нему шли два милиционера.

Один из них, с пистолетом, наклонился над Сергеем, спросил:

— Ну как? Живой?

— Живой, — Сергей с трудом качнул головой.

Милиционер ударил его пистолетом по голове.

Они надели на него наручники, подняли бесчувственное тело за шею и за ноги. Бросили в уазик.

Машина дала задом, развернулась, поехала вниз.

Так же, за шею и за ноги, как мешок, его пронесли тускло освещенными коридорами. Лязгнул замок. Стуча сапогами, занесли в темную камеру, швырнули на цементный пол.

В темноте зашевелились люди. Кто-то встал с нар, чиркнул спичкой, осветил.

— Живой? — спросил тонкий смешливый голос.

— Нет, — сквозь зубы прошептал Сергей.

Его подхватили чьи-то руки, протащили по полу, втянули на нары. Кто-то вставил ему в рот сигарету, прикурил.

— Ну как, брат, на воле хорошо, наверное, — сказал тот же голос.

— Неплохо, — выдохнул Сергей.

— Я тоже думаю, что неплохо. Меня Давран зовут, — он вздохнул и замолчал, засопев у Сергея за спиной.

Утро. В камере шершавые бетонные стены, нары. На нарах спало человек шесть.

Сергей потрогал лицо, приподнялся, сморщился от боли, но сел. Все лицо его было разбито. На ушах запеклась кровь, с левой стороны лиловый синяк закрывал щеку.

От движения человек, лежавший спиной к Сергею, проснулся, тоже сел. Это был узбек лет сорока с бойким хитрым взглядом.

Несколько секунд они разглядывали друг друга.

Потом оба затряслись от смеха.

У Закира лицо было отделано точно так же, с левой стороны у него был такой же лиловый синяк во всю щеку.

В углу камеры, поджав ноги, на полу сидел парень-узбек лет двадцати пяти, он улыбался, наблюдая за ними чуть склонив голову.

— Не смеши, — Давран держался за живот. — Больно…

Они закурили. Остальные еще спали, ворочались.

— Баранов с киргизами воровал? — спросил Давран.

— Вроде этого, — Сергей закашлялся, потрогал ребра.

— В карты? — Давран достал колоду. — В сику. Деньги есть?

— Не умею.

Давран уже раздавал…

Люди просыпались. Два таджика о чем-то шептались на нарах. Толстая шлюха неизвестной национальности с хрустом расчесывала волосы. Русский, с совершенно разбитым носом, сел, харкнул на пол, оглядел всех, сказал тихо:

— Сволочи. — И снова лег.

У зарешеченного окна сидел маленький кудрявый азербайджанец. Он придерживал книгу на коленях и косил влажными глазами на игравших Сергея и Даврана.

— Моя, — говорил Сергей, посмеиваясь. — Снова моя.

— В сику не интересно, — Давран собрал карты. — Давай в железку.

— Я не умею.

Давран уже сдавал…

— Покажи, покажи, — Давран сидел по-турецки, перегнувшись глядел в карты.

— Моя, — смеялся Сергей.

— Шулер? — спросил Давран с уважением.

— Нет.

— А я шулер! — Он гордо хлопнул ладонью в грудь. — Где-то мы с тобой уже играли. В Чарджоу, да?

— Где это, Чиржоу?

— А-а… — Давран засмеялся. — Водки хочешь?

Сергей пожал плечами.

Давран встал, подошел к окну, свистнул. Переговорил с кем-то, сунул деньги, обернулся к Сергею.

— Что хочешь? Манты? Шашлык?

— Шашлык, — Сергей с иронией покачал головой. — Две порции.

…Они снова играли на нарах. Перед каждым кучами лежали деньги. Сидевший в углу парень-узбек, положив перед собой тюбетейку, играл сам с собой, бросая в нее камешки, приговаривал:

— Келин, келин…

Иногда он смотрел на играющих, чуть улыбаясь, и повторял их движения незаметно.

— Давран, — позвали из окна.

Он встал, подошел, вернулся с бутылкой водки, со свертками и стаканами. Разложил помидоры, горку шашлыка, пересыпанного луком, на колени, разлил в стаканы водку.

Азербайджанец даже привстал со своего места, вытянул шею, глядел на их стол.

Сергей с удивлением разглядывал еду.

Давран взял свой стакан, выпил, откусил помидор.

— Давай в «очко», — захлебывался он мясом.

Сергей понюхал водку, почесал затылок. Выпил, крякнул в рукав, кивнул:

— Давай.

— В темную? — Давран привстал на коленях, — В темную! — подхватил мясо Сергей.

…Они сидели раскрасневшиеся, с сигаретами в зубах. Сергей что-то напевал.

Давран раздал.

— Себе, — Сергей оглянулся на шлюху.

Та приосанилась, встала. Прошлась, покачивая бедрами. Азербайджанец следил за игрой и косился на шлюху. Он то садился, то вскакивал.

Открылись.

— Девятнадцать? — удивился Давран.

— «Очко», — засмеялся Сергей. — Ох, шулер.

— Я неправильно раздал, — оправдывался Давран, сгребая карты. — Тебе 19, а мне «очко». Мне, мне должно было выпасть «очко»! Понимаешь?

Он потянулся за водкой. Бутылка была пуста.

— Давай еще?

— Можно.

Давран взял денег из кучки Сергея и подошел к окну.

У окна два узбека принимали в камеру два чайника чая и лепешки.

Давран сказал им что-то, взял их за плечи и подвел к Сергею. Усадил. Обернулся, кивнул азербайджанцу. Тот осторожно присел на краешек, переложив свою книгу под мышку.

…Дым клубами гулял по камере. Гогот и говор на разных языках. Все сидели в кружок вокруг Даврана и Сергея, ели, пили, играли в карты. На нарах стояли шампанское, водка.

Сергей, выглянув из-за голов, заметил парня-узбека, по-прежнему сидевшего в углу. Сергей подошел к нему, присев на корточки, глядя на его игру, спросил:

— Идем к нам. Хочешь водки?

Парень покачал головой.

— Есть хочешь?

— Нет, не хочу, — быстро ответил тот, глядя в пол, катая камешки в руке. — Скоро домой идти.

— Брось его, — крикнул Сергею Давран, — это Хамид, он дурак, еще укусит, — и звонко засмеялся.

Хамид выглянул тут же из-за Сергея, улыбаясь Даврану.

— Что смотришь? — крикнул Давран. — Забыл, во что играешь? — и запел что-то на узбекском.

Хамид, опустив голову, стал чертить что-то на полу пальцем перед собой. Сергей, пожав плечами, вернулся.

…— Не л-люблю шампанского! — прокричал русский мужик с разбитым лицом.

Шлюха улыбалась Сергею. Поправляла волосы.

— Я тебе нравлюсь? — Сергей провел рукой по изуродованному лицу.

— Ничего! — закокетничала она.

— Не люблю шампанского! — снова закричал мужик и лег на бок, положив локоть под голову. — Ненавижу!

Азербайджанец все тихо сидел с краешка и нюхал в стакане водку. Нюхал и морщился. Потом вдруг разом проглотил. Посидел, прислушиваясь к песням, отложил свою книгу и вдруг заорал тонко и протяжно, вскочил на корточках на нары и, щелкая пальцами, притопывая, подпевая и подкручивая усы, пошел по нарам в танце.