Алексей Саморядов - Праздник саранчи

В комнатах стояла дорогая, под старинную, мебель: мягкие диваны, полированные шкафы, зеркала в бронзе, ковры на стенах и на полу. Проходя гостиную, он оборвал портьеру, вытер лицо и ссадины на руке. В кабинете в открытом баре стояли разные фигурные бутылки, он перебрал несколько, обнюхивая, отпил несколько глотков вина, бросил на пол. Пачкая ковры, зашел в спальню, открыл шкаф, вывернул вешалки с одеждой, порылся в куче, выбрал дорогие костюмные брюки, одел их прямо на мокрый грязный комбинезон, натянул какой-то женский пуловер и черный плащ. Брюки его уже намокли в коленях и в паху. Он снова пошел к окну, переступая прямо через кровати, застеленные атласными покрывалами, выбрался, перелез в подъезд, пошел вниз, но, услышав поднимающиеся голоса и крики, перешел этажом выше. Голоса все поднимались. Одна из дверей была приоткрыта, держалась на цепочке. Он просунул руку, прижал дверь, сняв цепочку, вошел, прикрыв ее, медленно прошел по коридору в зал.

В зале за большим столом обедала семья. Полный розоволицый мужчина с аккуратными залысинами, крепкая белокурая женщина, светловолосая девочка с гладким лицом и толстенький мальчик. Они замерли, уставившись на него, боясь пошевельнуться.

Он сел на пол в дверях, не мигая глядел на них. Голоса, смех остановились на площадке. Кто-то долго ключом открывал соседнюю дверь, долго входили, смеялись, гремя бутылками. Он все сидел, сгорбившись, и глядел на них, а они, онемев, застыли у стола. У мужчины чуть подрагивала рука, из полной ложки ему на грудь струйкой стекал суп.

Он встал, повернулся, дошел до двери, открыл, огляделся и пошел вниз по лестнице. А они сидели все так же, затаив дыхание.

Он сидел в самом углу вагона метро. Людей было много, но они, отодвинувшись, косились в его сторону, на его намокшие брюки и грязные волосы. На станциях люди выходили, входили. Играла негромко музыка, на платформах продавали вечерние газеты, поезд снова набирал скорость, высвечивая светом вагонов серые бетонные стены тоннеля, в оплетке проводов и кабелей. Постепенно поезд замедлил скорость и встал. Тихо. В тишине было слышно, как шуршат газеты, переговариваются. Какая-то женщина оглянулась нетерпеливо, посмотрела на часы, прошла еще минута. Что-то скрежетнуло снаружи, и вдруг открылись в темноту тоннеля разом все двери.

Он, слегка приподняв голову, поглядел в темноту, снова сгорбился. Из темноты у двери на, уровне пола появился человек, положив крепкие согнутые в локтях руки на пол вагона, насмешливо оглядел притихших людей.

По его спине, ухватившись за его голову, влез человек, оборванный, грязный, в резиновых сапогах, с автоматом на шее, следом уже лез другой, третий, четвертый. Такие же, в плащах, в жилетках, голые по пояс влезали в соседние вагоны. Спокойно, молча, они срывали с женщин украшения, вытаскивали бумажники, люди также молча сами отдавали им деньги, снимая кольца. С некоторых мужчин бандиты снимали чистую одежду. Проходя среди людей, один из бандитов гладил женщин, целовал их в щечку, извиняюще покачивая головой, жестом просил поднять бумажники повыше, приговаривая:

— Поляк, прими.

— Я не поляк, — угрюмо по-русски отвечал шедший следом с полиэтиленовым пакетом огромный парень.

— Не ворчи, поляк, не порть людям настроение.

Он все так же сидел в своем углу, еще ниже наклонив голову, выставив чуть вперед согнутые в кистях руки. Они проходили мимо него, не обращая внимания. Из темноты крикнули что-то, и бандиты стали прыгать из дверей вниз, шумно переговариваясь, пошли куда-то, и снова тихо.

Он вдруг поднялся, подошел к дверям, спрыгнул в темноту. Пошел вдоль поезда, люди уже переговаривались и выглядывали из дверей, но, заметив его, тут же прятались. К тоннелю, где стоял поезд, примыкал еще один, он свернул в него и пошел вперед, за мелькавшими вдали огнями фонарей. Позади него вагоны дернулись и пошли, набирая скорость.

Он долго шел за бандой, почти вплотную, вдруг, прислушавшись, осмотрелся, сбросив с себя плащ и пуловер, пробежал немного вперед, лег в маленькую канавку у стены, нагребая на себя мусор и грязь, затаился.

Вскоре мимо него проехал небольшой бронированный джип с открытым верхом; на нем пулемет, за ним еще один, пробегали тихо полицейские в прорезиненных костюмах и бронежилетах, с автоматами. Пронесли ящики, переносные прожектора с разматывающимися кабелями, все слаженно, быстро, бесшумно. Они прошли вслед за бандой и через несколько секунд по свистку зажглись прожектора, разом залив тоннель слепящим светом, ударил коротко пулемет.

— Всем лежать, не двигаться! — объявили в мегафон.

Снова длинная очередь над упавшими бандитами. Тут же тоннель наполнился грохотом и одним сплошным гулом автоматов, стрелявших с обеих сторон. Разлетелись вдребезги два прожектора, остальные выключились, теперь только плотные потоки трассирующих пуль переплетались в темноте. Со стороны бандитов мелькнуло пламя и ракета ударилась в потолок над машинами, разорвавшись сиреневым шаром, полетели камни, кто-то закричал дико, перекрывая выстрелы. На секунду снова зажглись все прожектора, осветив фигурки убегающих бандитов. Залпом вылетели две ракеты с треног, у которых возились полицейские, прожектора погасли, и уже в темноте заработали тяжело оба крупнокалиберных пулемета на джипах, посылая крупные трассы в сплошной фиолетово-огненный разрыв на месте банды, на фоне которого появлялись и пропадали фигурки пробегавших полицейских. Снова включился свет, снова синхронно вылетели ракеты, и джипы двинулись вперед по проходу.

Посреди шумной улицы вдруг открылся люк, выпуская клубы дыма и гари, на дорогу вывалился полицейский в противогазе, не обращая внимания на тормозившие машины, он сорвал маску, отдышавшись секунду, не заглядывая в колодец, кинул туда одну за одной две гранаты и перевалился на спину, засмеявшись. Внизу глухо рвануло, полицейский достал сигарету и закурил, лежа, светловолосый, щурясь на яркое небо.

В тоннеле к боковому ответвлению подтащили прожектора, поставили за углом не включая. Здесь уже сидело несколько полицейских, двое время от времени стреляли в проход, остальные, сев в воду, сняв маски, курили, глотая что-то из фляжек, тихо переговариваясь:

— Сдавайтесь, — сказал один из них в мегафон, прожектора включились. Из прохода зло ударили автоматные очереди, прожектора снова выключились. Один из них сказал что-то. Полицейские засмеялись. Наконец, по тоннелю подбежали двое с гранатометами. Все оживились, поднялись, поправляя оружие.

Гранатометчики стали с обеих сторон прохода.

— Сдавайтесь, — снова а мегафон крикнул офицер и сразу махнул рукой, но гранатометчики уже выстрелили, не дожидаясь команды. Тяжелый разрыв выбросил из прохода грязь, камни, а по нему уже бежали двое полицейских. Они остановились в каменном тупике, оглядывая в свете прожекторов груды мусора.