Джулиан Барнс - Любовь и так далее

Я объяснил, что это именно причина, чтобы не устраиваться на работу, неопровержимое оправдание для апатии и бездействия, избыток черной желчи, болезнь меланхолия, называйте, как вам угодно. Кто-то приходит в эту великую юдоль слез и ощущает себя нелюбимым, лишенным наследства сыном Судьбы; кто-то — а кто, догадайтесь сами, — немедленно собирает рюкзак, наполняет флягу водой, проверяет запас мятных кендальских пирожных и шагает по первой же попавшейся на глаза тропинке, не зная, куда она приведет, но при этом он абсолютно уверен, что он как-нибудь «устроится на работу» и что пара водонепроницаемых штанов спасут его от землетрясений, лесных пожаров и плотоядных хищников.

— Понимаешь, у тебя должна быть цель.

— Ага.

— Что-то, к чему стремиться.

— Ага.

— Ну, и какая у тебя цель, как ты думаешь?

Я вздохнул. Как перевести смутные шевеления артистического темперамента на язык Бизнес-Плана? Я уставился в стюартовское «Wheat Mash», как в хрустальный шар. Ну, хорошо.

— Нобелевская премия.

— Я бы сказал, что тебе еще идти и идти.

Согласитесь, что Стюарт иногда попадает в точку. Чаще, конечно, он попадает в известное место, на котором сидят и которое начинается с буквы «ж», но иногда, Стю-малыш, иногда…

СТЮАРТ: Очень часто бывает, что я начинаю мысленно составлять список. Обычно он начинается так: лжец, паразит, мерзавец, который увел у меня жену. Дальше следует «претенциозный дурак». А потом я заставляю себя остановиться. Нельзя поддаваться на провокации Оливера, и особенно — когда он об этом не знает. Есть чувства, которые зарождаются сами собой, безо всякой причины. Они бессмысленны и ни к чему не ведут. И именно потому, что они ни к чему не ведут, они часто выходят из-под контроля.

У нас с ним была очень здравая дискуссия, перемежавшаяся по ходу припадками недержания остроумия со стороны Оливера. Мне удалось благополучно их проигнорировать, потому что то, что я делал, я делал не для Оливера, а для этих двух девочек. И для Джил. Так что, на самом деле, было неважно, что думает и говорит Оливер. Лишь бы он делал так, как будет лучше для них.

Оливер будет моим транспортным координатором. Приступает к работе со следующего понедельника. Это — новая должность, которую я изобрел специально для него. Ему, вероятно, придется временно поумерить свои амбиции, но мне кажется, что когда у него будет нормальная работа, это поможет ему повзрослеть. Что, в свою очередь, пойдет ему только на пользу и, может быть, поспособствует воплощению его амбиций.

ОЛИВЕР: Давным-давно, в царстве снов, когда мир был юным и мы были юными вместе с ним, когда страсти кипели, а сердце качало кровь, как будто нет никакого завтра, когда Стюарт и Оливер были как Роланд и Оливье, а половина Лондона и окрестностей сотрясались отударов железных палиц о нагрудники лат, вышеупомянутый герой, именуемый Оливером, открыл по большому секрету Дежурную Мысль, «дежурную» в смысле «дежурное блюдо дня»… кому? Если по правде, то вам. А надо по правде, даже если в моем меню оное блюдо может сойти за удобоваримое лишь при наличии крупнозернистой горчицы, пряного соуса и парочки фантастических гарниров. В то время, признаюсь вам как на духу, мое видение выхода из сложившейся ситуации было примерно таким.

Стюарту следует пасть. Оливеру следует подняться. Никому не должно быть плохо. Джилиан с Оливером будут жить долго и счастливо. Стюарт останется их лучшим другом. Вот как должно быть. И как высоко вы оцените мои шансы на воплощение этой программы? Слону по уши?

Я заметил по вашему выражению — скептическому на грани угрюмости, — что для вас это было всего лишь плодом моего воспаленного воображения, правдоподобного, как оперетта. Но разве я не прозрел дали грядущего, подобно святому Симеону Столпнику? Разве не стало, как я предрекал, о вы, маловеры?

О святом Симеоне, пустыннике и аскете, было сказано, что «отчаявшись убежать от мира горизонтально, он попробовал убежать вертикально». Поначалу его знаменитый столп был не выше кормушки для птиц, но с годами святой Симеон надстроил свою колонну, подняв ее еще выше к небу, пока сей устремленный ввысь дом не вознесся на высоту в шестьдесят футов, экипированный просторной платформой и балюстрадой. И вот в чем был кажущийся парадокс его жизни: чем выше он поднимался над terra firma, [104] твердая земля (лат.). тем обильнее мудрость его прирастала и тем больше стекалось к нему паломников, ищущих утешения и совета. Хорошая притча о прозорливости и ее достижениях, n'est-ce pas? [105] разве нет? (фр.) Чем дальше отходишь от мира, тем яснее он тебе видится. Башня из слоновой кости претерпела немало порочащих поношений и клеветы, без сомнения, исключительно из-за своей роскошной отделки. Ты отгораживаешься от мира с целью понять этот мир. Ты убегаешь в знания.

Au fond, [106] В сущности, по существу (фр.). как раз по этой причине я все эти годы был неунывающим оппонентом того, что родители и наставники, а также все им подобные называют «нормальной работой». И вот — Святый Боже, — святой Симеон Шофер.

Я сказал Стюарту, что хочу получать зарплату наличными. На него, надо сказать, произвело впечатление, что у меня есть задатки «человека с планом». Он улыбнулся и протянул мне лапу. Сказал:

— Давай пять, дружище.

И даже, кажется, подмигнул мне в этой своей кошмарной заговорщической манере. Я почувствовал себя этаким франкмасоном. Или, вернее, человеком, который пытается «закосить» под франкмасона.

СТЮАРТ: Если ничего не просить, то ничего и не получишь.

Точно так же, если ничего не хотеть, то ничего и не получишь.

Еще одно несовпадение. Когда я был маленьким, я получал только то, что мне давали другие. Так была организована жизнь. И я тогда принимал как данность, что в этом есть некая высшая справедливость, некая правильная система распределения. Но никакой справедливости не было. А если была, то не для меня. И не для вас, может быть. Если бы мы получали только то, что дают нам другие, мы получали бы очень мало, правильно?

Все дело в желании, согласны? Когда я был моложе, у меня было много всего, чего я делал вид, что хочу, или говорил, что хочу, исключительно потому, что этого хотели другие. Я не говорю, что стал старше и мудрее — ну, может быть, самую капельку, — но теперь я хотя бы знаю, чего я хочу, и не трачу зря время на то, чего не хочу.

И если ты одинок, если у тебя никого нет, тебе не надо переживать за то, чего хочет кто-то другой. Потому что такие переживания тоже отнимают время, и много времени.

ЭЛЛИ: Стюарт — не птичка шалашник. Прошу прощения, но мне смешно, когда я это говорю.

Я спросила его:

— И куда ты ее повесишь?

Он не понял: