Джулиан Барнс - Любовь и так далее

Я очень надеюсь, что миссис Дайер еще жива. Пусть ее чахлая араукария зеленеет, цветет и пахнет, и пусть ее голова-подсолнух гелиотропически повернется, когда Оливер позвонит ей в дверь.

ДЖИЛИАН:

— Интересно, а кто жил здесь раньше, — сказала Софи.

— Разные люди, — ничего другого мне в голову не пришло.

— Куда они, интересно, уехали, — добавила она. Это был не вопрос. Как, впрочем, и первая фраза, но меня почему-то потянуло оправдываться. И еще мне вдруг захотелось, чтобы Стюарт сейчас был здесь. Он знает ответы на эти вопросы, которые не вопросы. В конце концов, это была целиком и полностью его затея. Он нас в это втянул.

Нет, мы сами себя втянули.

Нет, это я нас втянула.

У меня есть несколько способов, как с этим справиться. В частности — выйти на улицу и посмотреть по сторонам. Это самая обычная улица, ну, вы знаете: около сотни домов, по пятьдесят на каждой стороне, просто ряды стандартных домов, совершенно непримечательных, в позднем викторианском стиле. Высокие, узкие дома из этого желто-серого лондонского кирпича. Полуподвал, три этажа, дополнительные комнаты на промежуточных лестничных площадках. Крошечный садик перед домом, за домом — садик чуть больше, тридцать на тридцать футов. И я говорю себе: это — всего лишь один из сотни типовых домов на этой улице, один из тысячи в районе, один из сотни тысяч в Лондоне. Так имеет ли значение номер на двери? Ванная и кухня теперь другие, отделка тоже изменилась, теперь моя студия будет не на самом верху, как раньше, а между первым и вторым этажом, так что ощущение будет другое, и если в доме найдется что-то, что напомнит мне о прошлом десятилетней давности, я это сразу же упраздню — сама возьмусь за малярную кисть, если так будет нужно. Но, в любом случае, из-за девочек дом воспринимается совершенно по-новому. И завести кошку — это хорошая мысль. Все новое — это хорошая мысль.

Вы скажете, я уклоняюсь от реальных проблем? Может быть. Но, по крайней мере, я знаю, что делаю. В конце концов, все так живут, разве нет? Зачем усложнять себе жизнь? Все так живут — уклоняются от каких-то проблем, закрывают на что-то глаза, делают вид, что чего-то вообще не существуют, обходят молчанием определенные темы. Это нормально. Это значит, что вы повзрослели и ведете себя по-взрослому. Это — единственный способ жить, если ты занят, если у тебя есть работа, если у тебя дети. Если вы молоды, или у вас нет работы, или если вы очень богаты, если у вас есть деньги, или время, или и то, и другое сразу, тогда вы можете себе позволить — какое бы подобрать слово? — противостоять всему, изучить каждый аспект ваших взаимоотношений с людьми и задаться вопросом: почему я делаю именно то, что делаю? Но большинство людей просто живут и стараются не вникать, почему и что. Я не спрашиваю Оливера о его проектах, и я не спрашиваю его о его настроениях. Он, в свою очередь, не спрашивает меня, устала я или нет, сержусь я или нет, недовольна я или нет и т. д. Хотя, может быть, он не спрашивает потому, что ему просто в голову не приходит спросить.

Садик на заднем дворе тоже совсем другой. Теперь это патио, выложенное красным кирпичом, и немного растений в центре и по периметру. Трава вроде старая, но трава — вещь нейтральная. Вчера я срезала единственные два куста, которые я помню по прошлым годам. Я узнала их потому, что в свое время сама их сажала: будлею, в надежде привлечь бабочек, и Cistus ladanifer, [99] Ладанник. еще один образец непробиваемого оптимизма. Я их срезала под корень, а потом выкопала и корни. Сложила костер и сожгла оба куста. Оливера не было дома, он гулял с девочками, а когда вернулся, увидел, что я сделала, но ничего не сказал.

Вот об этом и речь, теперь вы понимаете.

Стюарт, похоже, решил не обременять нас своим скромным обществом. В качестве подарка на новоселье он прислал нам свиную ногу.

ЭЛЛИ: Новая студия значительно лучше старой. Больше места, больше света. Света было бы еще больше, если бы студию сделали наверху. Больше света и меньше шума. Но, наверное, как раз поэтому они оборудовали наверху свою спальню. Впрочем, это не мое дело.

Я только что закончила картину Стюарта. От чистки она лучше не стала, это точно. Она почему-то меня смущала. Я старалась работать над ней, когда Джилиан не было рядом. Джилиан ничего не сказал по поводу этой картины, только раз выразительно посмотрела, мол, дешевле будет ее сжечь. Я согласно хмыкнула и опустила голову. «Это картина мистера Хендерсона», — проговорила я про себя на тот случай, если бы мне пришлось сказать это ей.

Я позвонила Стюарту на мобильный, как он просил. Он сказал: привози картину и мы сходим куда-нибудь — выпьем. Это было не то чтобы приглашение и не то чтобы приказ, а так — утвердительное предложение. Я сказала ему, какой будет счет.

— Тебе удобнее получить наличными, — сказал он в той же самой манере. Меня не принуждали, но и моего мнения тоже не спрашивали. Я не обиделась. Я понимала: он — взрослый, а я — еще нет. Он сам, должно быть, расценивал свое поведение как вполне нормальное, и, я так думаю, многие люди расценили бы его как вполне нормальное, но для меня это было совсем не нормально. Наверное, к этому привыкаешь, говоришь себе: все так живут, или что-нибудь в этом роде. Но я не уверена, что хочу к этому привыкать. И что когда-нибудь захочу.

СТЮАРТ: Свиньи — очень умные животные. Если их поместить в стрессовую ситуацию, например, когда их в свинарнике слишком много, они будут калечить друг друга. То же самое происходит у куриц — хотя курицы не особенно умные птицы. Но свиньи переживают стресс и бросаются друг на друга Отъедают друг другу хвосты. И знаете, какие меры по этому поводу предпринимают фермеры — я говорю о фермерах, которые выращивают свиней в промышленных масштабах? Они обрубают свиньям хвосты, чтобы им было нечего отъедать, а иногда — и уши тоже. А еще они стачивают свиньям зубы и продевают кольца им в носы.

Но это никак не спасает свиней от стресса, верно? Также их не спасает и то, что их накачивают гормонами и антибиотиками, медью и цинком, и позволяют им погулять на лужайке и спать на соломе. И все такое. А помимо всего прочего, стресс воздействует на релаксацию мышц, что, в свою очередь, отражается на вкусе мяса. И корм, кстати, тоже. Люди, которые заняты в том же бизнесе, что и я, согласны, что вкус свинины очень проигрывает из-за методов промышленного скотоводства. А поскольку мясо безвкусное, потребитель его не покупает, то есть покупает, конечно, но цены снижаются; понижение цен снижает прибыли производителей и т. д. Моя задача — заставить потребителя платить больше за гарантированно качественный продукт. Для меня это, если хотите знать, что-то вроде крестового похода.

Все вышесказанное наводит меня на мысли — впрочем, все, что касается органико-биологического производства, наводит меня на мысли, — а как же мы сами? Разве с нами происходит не то же самое? Сколько людей живет в Лондоне? Восемь миллионов? Больше? Что касается животных, специалисты, по крайней мере, подсчитали необходимый минимум «личного» пространства, при соблюдении которого можно избавить животных от стресса. Насчет людей никто пока не озадачился подсчитать этот необходимый минимум — а если и озадачился, но нам об этом не сообщили. Мы живем в переполненных городах, чуть ли не на головах друг у друга, в этакой куче-мале, и кусаем друг друга за хвост. Мы даже представить себе не можем, что можно жить как-то по-другому. И если учесть уровень нашего стресса и то, как отвратительно мы питаемся — большинство, — я готов поручиться, что вкус у нас просто ужасный.