Джулиан Барнс - Любовь и так далее

Нет. Я был на кухне, готовил ужин — никаких кулинарных изысков, обычный грибной ризотто. Софи сидела за столом, делала уроки. Мари «помогала», как мы это называем, и вдруг, перемешивая грибы, я краем глаза увидел диванную ножку. Самый обыкновенный деревянный шар, в котором изначально, наверное, было колесико, но…

Что? А-а, Джил была в студии. Срочно заканчивала работу — заказчики захотели забрать картину значительно раньше оговоренных сроков.

…но когда мы покупали этот диван в магазине подержанной мебели, он был уже без колесиков. Наш первый диван, который я называл кушеткой, пока меня не поправили. Собственно, я ничего не имею против — когда меня поправляют, я имею в виду. Джил обшила его новой тканью — ярко-желтой, насколько я помню. Теперь он обтянут синим, и обивка совсем потерлась, и он весь завален игрушками, но ножки — те же самые, как я заметил краем глаза…

Что? А-а, Оливер еще не вернулся из Линкольншира. Морковка, капуста — работа, которую не запорешь при всем желании. Что мне делать с Оливером? Отправить его в Марокко за лимонами?

Мы смотрели на нем телевизор. На этом диване.

— Кипит, — говорит Мари, привлекая мое внимание к плите.

— Спасибо, Мари, — говорю я. — Ты очень мне помогаешь. — Соус загустел и начал сбиваться комками, и его надо было как следует перемешать.

Мы смотрели на нем телевизор. На этом диване. Когда только-только поженились. Телевизор у нас был такой древний, что у него даже не было пульта. И у нас было правило: тот, кто хочет переключить на другой канал — если, конечно, второй не против, — сам встает и нажимает на кнопку. Я просто вставал и подходил к телевизору. А Джилиан сползала с диванчика и, растянувшись на животе, тянулась к переключателю. Она носила серые джинсы-варенки с кроссовками и зелеными носками. Я не говорю, что у нее были только зеленые носки и никаких других, но я почему-то запомнил ее именно в зеленых. Обычно, когда она переключала на свой канал, она возвращалась на диван, пятясь задом на коленках. Но иногда, очень редко, она оставалась лежать на полу и смотрела на экран, а потом поворачивалась ко мне и смотрела на меня снизу вверх, и отсветы от телевизора плясали у нее на лице… Такой я ее и запомнил. Вернее, я чаще всего вспоминаю ее такой.

— Кипит, — говорит Мари.

— Да, — отвечаю. — Сильно кипит.

И вот еще что. Телефонный номер. Казалось бы, ну подумаешь, номер — простой набор цифр. Теперь он начинается с кода 0181, которого не было раньше. Но последние семь цифр — те же самые. Те же самые… кто бы мог подумать, что набор цифр может вызвать такую боль. Такую боль. Каждый раз.

ТЕРРИ: Мои друзья, которые живут на Заливе, сами делают ловушки для крабов. Кладут в них приманку — рыбьи головы — и опускают их в воду с маленького причала в дальнем конце сада. Как-то раз мы пошли к причалу, и они мне показали эту ловушку. Достали ее из водыг и там было полдюжины крабов изумительного шелковисто-голубого цвета. Кто-то спросил: а как различать, где самцы, а где самки? Кто-то еще пошутил на тему, а Билл сказал:

— Они все самцы.

У самок розовые клешни.

Кто-то сказал: ну да, все правильно — голубой для мальчиков, розовый для девочек, — но мне стало интересно.

— А почему только самцы попались? — спросила я.

— Так всегда и бывает, — ответил Билл. — Попадаются только самцы. Самки — они умнее и не полезут в ловушку.

Мы все рассмеялись, но как говорит моя подруга Марсель: вам это ничего не напоминает?

ОЛИВЕР: По дороге на юг в Стамфорд, с изобильной добычей в виде морковки и горчицы, мне открылась истина.

Вы ведь наверняка заметили — да и как можно было не заметить? — что Стюарт стал щеголем. Нет, еще хуже — он стал настоящим пижоном. Пошитый на заказ костюм, BMW, посещение тренажерного зала, фашистская стрижка, убеждения и твердые мнения по поводу социальных, политических и экономических вопросов, жизнерадостная уверенность, что он являет собой эталон, как надо жить, муидоров и дублонов — как у царя Креза, [121] Легендарный лидийский царь, который прославился своим несметным богатством. иными словами, денег — не меряно и, стало быть, имеются все блага, которые можно купить за деньги.

И вот такой у меня вопрос: может быть, наш импрессарио воображает, что он ставит «Месть черепахи»? [122] Имеется в виду сказка «Заяц и черепаха». Маленькую одноактную пьесу «Притча о том, как медленный быстрого обогнал»?

Может быть, он поэтому чистит перышки, прихорашивается, франтит и пижонит? Потому что считает, что он победил? Если так, то позвольте сказать вам — и ему тоже — следующее: в свое время я изучил множество мифов и сказок, которые наш убогонький род человеческий собрал за целое тысячелетие для назидания потомкам, и у меня есть один совет для тех, кто не может и дня прожить, не обратившись к путеводному мифу. Совет такой: мечтайте-мечтайте. Свиньи не летают; камень отскакивает от шлема Голиафа, который потом — и с большим аппетитом — ест Давида на завтрак; лиса без труда достает виноград, спилив сколько нужно веток циркулярной пилой; Иисус не пребывает на небесах на престоле Отца Своего.

Выехав на шоссе, я решил скрасить скучные мили игрой с литературными жанрами. Итак, устраивайтесь поудобнее.

Реализм: Заяц бегает быстрее Черепахи. Гораздо быстрее. И он умнее. Поэтому он побеждает. С большим запасом. О'кей?

Сентиментальный романтизм: Самодовольный Заяц дремлет на обочине, а высокоморальная Черепаха ползет себе мимо к победе.

Сюрреализм (или Рекламный ролик): Черепаха на роликовых коньках, с черным кожаным рюкзачком и в темных зеркальных очках без труда обгоняет Зайца, а тот уныло глядит ей вслед и кусает себя за хвост.

Эпистолярный роман: Дорогой мой Пушистик, жди меня сегодня у нашей изгороди. Приду, как только смогу ускользнуть из дома Как ты думаешь, они что-то подозревают? Твоя навеки Черепашка.

Киберпанк для детей (написанный бывшим хиппи): Заяц и Черепаха, в связи с запретом корпоративного правительства на любую публичную демонстрацию соперничества, решают не меряться силами и живут тихо-мирно в какой-нибудь юрте, категорически не соглашаясь давать интервью прессе.

Лимерик:

Пост-модернизм: Я, автор, выдумал эту историю. Это просто конструкция. На самом деле ни Зайца, ни Черепахи не «существует». Надеюсь, вы это поняли?

И так далее, и тому подобное. Теперь вы понимаете, что не так с пьеской нашего импресарио «Месть Черепахи»? Вот где ошибка: так не бывает. Мир, сотворенный таким, каким мы его знаем, этого просто-напросто не допустит. Реализм — это единственная данная нам модель, единственная triste [123] печальная (фр.). правда.