София Ларич - Анталия от 300 у.е., или Все включено

Мы идем в темный бар, где неторопливо пьем кофе и курим, разглядывая окружающих нас турок. Нравы в Анталии царят достаточно свободные, по сравнению, например, с Коньей, но все же чувствуется, что здесь каждый знает свое место и ведет себя соответственно своему положению. Мне нравится сидеть здесь и наблюдать за людьми, связанными с туристическим бизнесом лишь косвенно. И мне нравится видеть другую жизнь и представлять, как я окунусь в нее осенью, когда улетит последний турист и мне станет нечего делать на этом побережье. Я уже представляю, как поеду в Стамбул, возьму напрокат машину и буду путешествовать по Турции, делая остановки там, где мне захочется. А потом я буду гулять одна по огромному, незнакомому городу, наслаждаться тем, что я никому не нужна, и размышлять, чем еще я хочу заняться.

Инна ставит пустую чашку на блюдце и смотрит на часы:

– Ну что, вернемся к нашим баранам?

– Да, через сорок минут можно уже и в отель ехать.

Я подзываю официанта.

Отель встречает меня сонным затишьем, какое обычно бывает перед ужином, а Ильхам с Бебеком, которых я нахожу на нашем постоянном месте в лобби-баре, – известием о большом завтрашнем приезде. Я беру в баре кофе и сажусь за стол, усыпанный списками отдыхающих.

– А в отель сейчас влезет сто двадцать три человека? – спрашиваю я Ильхама и тянусь к бумагам. – У нас выезжает… семьдесят два. Немцев с турками здесь раз-два и обчелся, так? Даже если и они уедут, это погоды не сделает, как я понимаю.

– Замена, – отвечает он. – Почти полный автобус в «Жасмин Резорт» на три дня.

– Блин!

– Даже хуже, – усмехается он. – Тебя туристка искала.

– Всего одна? Какой хороший день. Чего хотела?

– Денег. Хочет отказаться от трех экскурсий.

– Не очень хороший день. – Я откидываюсь на спинку стула и складываю руки на груди. – А что за туристка?

– А помнишь, пухлая такая, все время в шляпе соломенной ходит? – говорит Бебек. – Мы посмотрели, ты продавала ей Демре, рафтинг, обзорку и «Акваленд».

– Да помню такую. На обзорную она точно съездила, я ее видела в автобусе. Блин, и теперь она хочет отказаться от остальных? Она же, кажется, с мужем и сыном. – Я быстро прикидываю сумму, пощипывая пальцами нижнюю губу. – Триста пятнадцать долларов! Не отдам. Вы ей что сказали?

– Что ты будешь вечером, – отвечает Бебек.

– А то, что деньги за экскурсии не возвращаются, не сказали?

– Сказали. Она ноет.

– А пятьдесят процентов?

– Ну, попробуй поговори с ней. Она к семи подойдет, – вставляет Ильхам.

– Не хочу я с ней говорить. Достал, твою мать, этот детский сад! То они обгорели, то заболели, то объелись, то напились! – Я растекаюсь по столу и кладу голову на сгиб локтя. – Слышали? Айдын приезжает.

– К нам едет ревизор, – бормочет Ильхам, закуривая.

– Хуже. – Я вдруг вспоминаю про нестираную форму и резко выпрямляюсь: – Ильхам, ты шмотки отвез в прачечную?

– Да, уже можно забирать.

– Давай сходим? Бебек, посидишь?

– А ты что, одна не можешь сходить? Чего я тут за всех должен пахать?

– Леш, почему ты постоянно ноешь? – Я бросаю на него взгляд, который должен показаться ему презрительно-укоризненным, и встаю. – Пойдем, Ильхам?

Мы выходим из отеля и сворачиваем на улицу, усеянную пансионами и виллами разной степени обветшалости. Сюда редко забредают туристы-иностранцы, и поэтому чувствуется, что улица живет своей жизнью, мало подчиненной коммерческим законам. На крыльце недавно отремонтированного дома, еще заставленном ведрами с краской, женщина лущит фасоль. Ее цветастый платок сполз с головы, обнажив черные с седыми нитями волосы. Она тихонько напевает. За домом открывается приземистое здание начальной школы – его белят раздетые до пояса мужчины, черные от загара. Воздух неподвижен и пропитан тишиной, трудно даже представить, что на соседней улице сейчас идет борьба за каждого туриста. Торговцы там назойливы, спешат продать и заработать, чтобы перезимовать, не влезая в долги. Перед магазинами кружат ханутчики – зазывалы, работающие за комиссионные. Владельцы лавок тем временем пьют у дверей чай из маленьких пузатых стаканчиков, цепко оглядывая каждого в пестрой полуголой толпе. Такое пристальное внимание очень утомительно. Я стараюсь избегать его всеми способами – например, оказываясь в Кемере, там, где торговцы не знают, что я гид, я покупаю на автостанции газету «Sabah» или «Hürriyet» и сворачиваю ее так, чтобы еще издалека каждому было понятно, что газета турецкая. Тогда меня не зазывают, хотя и вздергивают брови недоуменно, потому что чуют, что я не турчанка, и не совсем понятно кто.

– Ильхам, что мы будем делать с рыбным рестораном? – спрашиваю я, наклоняясь, чтобы сорвать высокую тонкую травинку. Я прикусываю ее стебель.

– Я уже сказал некоторым туристам. Захотят подойдут к тебе или ко мне. Потом возьмем автобус у Заура и отвезем их. Комиссионные сразу – десять процентов.

– А Заур водителя дает? А то будет очень красиво, если тебя Метин застукает за рулем какого-то левого микроавтобуса.

– Ага, в форме. Красивый такой. Качу. Сзади туристы «Арейона» сидят. – Ильхам смеется. – Надо бы еще фуражку себе сделать. Кстати, может, съездим туда сегодня?

– Так ты же договорился насчет комиссионных, чего ехать?

– А просто поужинать не хочешь?

– Форельки съела бы, да. Машину найдешь?

– Уже.

Ильхам достает из кармана ключи.

– А чего мы тогда пешком идем?! – возмущаюсь я.

– Прогуляться. Посмотри, как здесь хорошо. Тихо.

Он срывает с молодого деревца на обочине персик, крупный, желтый с одного бока, бордовый – с другого, и протягивает его мне. Я кусаю его, сок течет по пальцам, капает в бархатистую пыль под нашими ногами.

Завидев нас издалека, хозяйка прачечной отставляет в сторону утюг и выходит на порог, крутобедрая, распаренная, улыбающаяся. Она спрашивает, как у нас дела и работа, начинает проворно раскладывать наши вещи по пакетам. Покачивая головой в такт словам Ильхама, она надевает на тонкие металлические вешалки наши рубашки с вышитым зеленым логотипом на воротнике и кармане, осторожно встряхивает их и расправляет складки. Отдает их нам и напоминает о том, чтобы мы не забыли принести вешалки обратно. Мы ее постоянные клиенты, но я уверена, что не в этом причина ее доброго отношения и обращенной к нам улыбки. Она не притворяется. Жизнелюбие и приветливость у нее врожденные, южные, от солнца и фруктов.

Мы расплачиваемся и, сердечно попрощавшись, возвращаемся на ту же дорогу. Ильхам несет пакеты, я – вешалки с рубашками.

Прежде чем свернуть к отелю, мы подходим к Зауру, сидящему на обочине за колченогим столом. Стол окружают деревянные треноги с большими, блестящими фотографиями местных достопримечательностей. Так работает уличное экскурсионное агентство.