Малькольм Брэдбери - Профессор Криминале

Но секунду спустя сия ошибка предстала во всей своей очевидности. «Милостивый государь, вправду ли вы намерены предпринять подобную телепрограмму?— осведомился Кодичил. — О нет, я отказываюсь вам верить». «А мы таки намерены», — сказал я. «Так позвольте же заявить вам с наиоткровеннейшей прямотою, что затея ваша представляется мне вопиющей бессмыслицей». «Ну, вы зря беспокоитесь — английское телевидение такие программы снимает по высшему классу. Мы стараемся своевременно информировать аудиторию о новейших тенденциях европейской мысли». «Смею заметить, сударь мой: все, что должно сказать или изъяснить относительно дражайшего нашего профессора Криминале, уже сказано или изъяснено устами самого профессора Криминале». «Да я не спорю. Мы хотим всего лишь приблизить его жизнь и творчество к интересам и чаяниям человека толпы». «Человек толпы Криминале никогда не постигнет, — отрезал Кодичил. — Взор слепца темен и тускл. Так было, есть и пребудет вовеки. Замечу, что тревожить меня телефонными звонками с вашей стороны неучтиво. Этак нахрапом, без предуведомлений, без рекомендательных писем. Не согласитесь ли вы пресечь наш разговор, который я же, обратите внимание, и оплачиваю?»

«Одну минуту, — зачастил я. — Мы рассчитывали на вашу помощь». «На мою помощь? Чем же я могу быть полезен?» «Вы ведь признанный специалист по Криминале». «Неправда. Если и существует признанный специалист по Криминале — сожалею, что приходится разъяснять вам самоочевидные вещи, — то специалист этот — сам Криминале. Его-то вы поставили в известность?» «Нет еще. А к вам я обратился потому что вы написали о нем основополагающую книгу». Вновь затяжное молчание. «Я, любезный, без посторонней помощи способен оценить, какую книгу написал — основополагающую или нет. Несомненно, основополагающую. В противном случае я бы ее не писал. Одну минуту. — Кодичил, судя по эху, высунулся в длиннейший коридор и выкрикнул несколько категорических фраз; по паркету опять зашаркали. — Ja, битте?» — буркнул он в трубку. «Профессор Кодичил, мы возлагаем на эту программу большие надежды. И убедительно просим вас принять в ней участие». «Участие, какое именно участие?» «Думается, вы могли бы рассказать о Криминале нашим телезрителям». «Вам угодно, чтоб я появился на экране собственной персоной?» «Угодно. Ваше сотрудничество поднимет передачу на недосягаемую высоту». «Нет, знаете ли, это никак невозможно, — помолчав, ответил Кодичил. — Уж не путаете ли вы меня с какой-нибудь легковесной профурсеткой, которая распускает свой хвост, завидя поблизости видеокамеру?»

«Ну что вы, профессор Кодичил. Кстати, почему бы нам не обсудить этот вопрос как следует?» «С моей точки зрения, мы его в данный момент и обсуждаем». «Я имел в виду — обсудить при личной встрече». «Милейший, от вашего внимания, вероятно, ускользнул тот факт, что я весьма значительная фигура. Досуг мой без остатка отдан общественной деятельности и светским визитам. Кроме того, не в австрийских обычаях допускать мимоезжих чужаков под священный кров частного жилища. Да, в вашем родном краю церемониться не привыкли, однако мы и в самые нелегкие времена предпочитаем цивилизованные ритуалы — рекомендательные письма, например». «Все это хорошо, но я к вам в гости и не напрашивался». «Рад слышать. Вам был бы оказан холодный прием». «А на службу к вам тоже нельзя прийти?» «Я вижу, вы, по примеру большинства газетчиков, понятия не имеете о том, сколь жесткие и беспощадные требования предъявляет своим жрецам академическая наука. Возьму на себя смелость и посоветую вам забыть о вашей телепередаче навсегда. А я наконец завершу свою вечернюю трапезу». «Не могу я о ней забыть. Программа уже в работе. Будущей осенью выйдет в эфир. Я думал, вы заинтересованы в том, чтобы в ней ничего не искажалось и не передергивалось».

На другом конце провода опять воцарилось молчание, нарушаемое лишь утробным сопеньем Кодичила. Вдруг он откашлялся: «Ах, эти льстивые уловки продажных щелкоперов. Что ж, коли вы решаетесь пренебречь моими добрыми советами и стряпать свою передачку дальше, я, пожалуй, уделю вам несколько минут завтра утром. Встретимся в кафе «Карл Краус» неподалеку от университета и Вотивкирхе. Если, конечно, вы, как это по-английски, раскачаетесь явиться туда ровно в одиннадцать». «Раскачаюсь, будьте покойны. А как я вас узнаю?» «Узнать меня немудрено. Спросите у персонала, они-то меня знают, прекрасно знают, коли на то пошло. И примите к сведению: потом вас ждет расплата». «Было б за что расплачиваться, — улыбнулся я. — До скорой встречи». «О нет, вы неверно поняли мой умеренно отвратимый английский. Я хотел сказать, что покормлю вас в «Краусе» за свой счет». «Большое спасибо». «Не стоит благодарности. Вы удовлетворены? Тогда видерзеен, майн герр».

Я положил трубку и принял сидячее положение. Разве так с телевизионщиками разговаривают? По крайней мере, напутственные инструкции Лавинии подобного отпора не предусматривали. Вероятно, австрийские профессора относятся к средствам массовой информации немного иначе, нежели их британские собратья; теперь ясно, что из Кодичила не вытянешь ничего существенного. А без Кодичиловой помощи и Криминале, скорей всего, недосягаем, и вся передача под угрозой. Пожалуй, стоит проконсультироваться с дельфийским оракулом; я набрал номер суперлюкса Лавинии в «Отеле де Франс». Она подняла трубку минут через десять: «Я в ванне грелась, ела ромовую бабу. В твоей гостинице японцев много?» «Сотни и сотни». «А твои японцы тоже круглые сутки катаются на лифте вверх-вниз и кудахчут?» «Выслушай меня, Лавиния. Я только что беседовал с Кодичилом». «Умничка». «Телефоны венской профессуры строго засекречены. Но, на наше счастье, профессора используют в качестве автоответчика барышень из адресного бюро». «Он по-английски-то говорит?» «По-английски? Да он стрекочет куда бойчее и глаже, чем я». «Ну и чудненько». «Ничего не чудненько. Кодичил как-то сразу недружелюбно ко мне настроился. Верней, он по натуре настолько недружелюбен, что ему и настраиваться особо не надо».

«Фрэнсис, не раскисай! Хватай быка за рога! Мы тебе за это кучу денег платим. Будь настойчив, но вежлив». «Я и был настойчив, но вежлив». «Тогда почему он недружелюбно настроился?» «У него-де есть дела поважнее, он плевать хотел на уловки щелкоперов». «Знакомая песенка. Он, видно, из тех старорежимных профов, которые на словах презирают телевизор и божатся, что в жизни его не включали. Но пообещай им интервью — они тебе все туфли оближут». «В Англии, может, и оближут, а в Австрии — черта с два. У здешних профессоров сильно развито чувство собственного достоинства». «Это смотря с какого боку зайти. Уговори его с тобой встретиться». «Уже уговорил. Он пригласил меня выпить кофе, завтра утром. Неплохо б и тебе, Лавиния, пойти».