Андрей Войновский - Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка

И все же в этой жизни самый мой надежный друг – это мой же собственный инстинкт самосохранения. Вот он-то мне и проорал в самую что ни на есть сердцевину серого вещества: «Перед тобой водка, идиот! выпей! выпей ровно столько, чтобы поймать кураж. Так ты хоть немного, но продержишься. Иначе тебя сожрут. Сожрут с потрохами!»

И поначалу, практически сразу согласившись с ним, я немедленно налил себе в рюмку водки, но потом… Клянусь, не ведал я на тот момент, дорогой мой читатель, какие уж там архитончайшие струны моей беспробудной души заиграли во мне, но только вот за счет целительного напитка ловить кураж почему-то не стал. Теперь уже далеко не дрожащей рукой я отодвинул от себя наполненную водкой рюмку и с невозмутимым видом принялся за поедание невероятно аппетитных блинов, окуная их в сметану и стараясь при этом не смотреть на голые, с ума сводящие телеса вдовы олигарха Людмилы Георгиевны Неказистой. А она, кстати, вовсе и не спешила прикрывать свою, боюсь, не дьяволом ли созданную наготу плотным и тяжелым, сшитым из ярких разноцветных лоскутов одеялом.

– Эх, Грибничок. Мой милый, эмоциональный, нежный, тонко чувствующий Грибничок. А ведь мы теперь с тобой, как ты понимаешь, одной ниточкой повязаны. Но ты мне очень дорог. Впредь буду оберегать тебя, как смогу. Вообще, хочу, чтобы ты больше ни в чем у меня не нуждался, и поэтому мы пересматриваем наши условия договора, – вдова улыбнулась и, судя по всему, настроение у нее было замечательное. – Не обращая внимания на занудство и прочие несимпатичные черты твоего ужасного характера, но учитывая порядочность и преданное отношение ко мне, одинокой, хочу тебе официально заявить, что по возвращении твой гонорар увеличится ровно вдвое. Ты, надеюсь, не будешь против?

Вдовушка права – я отвратительный зануда, но, тем не менее, повторюсь: не знаю, что уж там внутри меня произошло и какая ниточка оборвалась или, напротив, завязалась, но то ли похмелье, то ли колокольчик прозвенел, то ли еще что-то совсем уж из ряда вон выходящее, только я не стал обдумывать ответ, и мхатовская пауза на сей раз мне не понадобилась. Зачем – обращаюсь я к вам, будущие служители Мельпомены, – нужно обязательно что-то изображать на своем не самом красивом лице, если можно просто взять в руки блин, макнуть его в сметану и затем спокойно отправить себе в рот? Вспомним нашего вчерашнего героя из русско-японской сказки, былинного богатыря Фаддей Авдеича: «Это и будет наш ответ Чемберлену». Последуйте совету, будущие служители Мельпомены, чтобы вам там ни втюхивали в ваше до конца не сформировавшееся сознание убеленные сединами преподаватели, – если уж совсем нет никакой альтернативы и фантазия ваша бедна, то зрителю, поверьте, будет гораздо интереснее смотреть на вас аппетитно жующих, нежели усердно изображающих, пусть даже и на самых красивых лицах на свете, псевдоорганичную и псевдоглубокомысленную псевдозадумчивость.

Потому-то, вероятно, мхатовская пауза, скорее, потребовалась вдове, внимательно наблюдавшей за моей реакцией. Видно, она не хуже меня понимала, что вчерашний день закончился, но время не остановилось, не зациклилось и не повернуло вспять. Во всяком случае, наше время. То, в котором мы по-прежнему существуем с нашими мыслями и нашими страстями. И вдова конечно же не могла не заметить произошедшей перемены в глазах Грибничка. Может, они перестали быть вечно бегающими? Бегающими, суетящимися и выражающими одну-единственную мысль, тупую, как обух топора, плоскую, как оструганная доска, и скучную, как бездарная пьеса, – абы чего не вышло.

– Такое ощущение, что ты как будто меня не слушаешь, – еле слышно, но уж чересчур елейным тоном напомнила вдова о своем существовании. – Тебе совсем не интересно, что я говорю?

– Замечательные блины, – ответил я ей. – Тебе оставить? Ты уж лучше мне сразу скажи, а то ведь я ненароком так все и слопаю.

– Ну и на здоровье! Ты ешь. Я не голодна. Наоборот, обожаю, когда у моего любимого мужчины такой завидный аппетит. В этом что-то есть. Согласись.

– Соглашусь. А как же Миша?

– Кто?

– Ну, здравствуйте! Михал Михалыч. Бывший олигарх и твой, прости, уже покойный муж, угодивший на охоте в волчью яму. Запамятовала?

– А при чем здесь мой покойный муж?

– Странно. А мне казалось, что наши мытарства по аномальным зонам, где даже компас сходит с ума… да и вообще вся эта затея только для того, чтобы отыскать твоего покойного супруга, ну и типа чего-то там у него спросить. Разве не так?

Как я и предполагал, на мой вопрос ответа не последовало.

– Ладно, – продолжил я беседу в прежних невозмутимых тонах, доедая очередной блин, не забыв, естественно, предварительно окунуть это кулинарное совершенство в сметану, – не хочешь – не отвечай. ваше, как говорится, полное право. Однако позволю себе заметить: несмотря на то что предложение мне понравилось и я его с удовольствием принимаю, тем не менее с условием категорически не согласен и считаю его абсолютно для себя неприемлемым.

– А разве я тебе его озвучивала? – Лежавшее в голом виде на кровати очарование наконец снизошло до того, чтобы продолжить со мной этот мирный, протекавший в спокойном, интеллегентно-бесстрастном русле диалог.

– А чего тут озвучивать? По-моему, и дураку понятно, коим я, безусловно, являюсь… Но не до такой же степени. вы ведь, уважаемая Людмила Георгиевна, в дальнейшем желали бы продолжить путешествие в полном одиночестве? Ведь так? Да вот только я, к великому для вас сожалению, допустить этого ну никак не могу. Мне тоже в голову пришла похожая мысль, что теперь буду оберегать вас с особым рвением. вы сами совсем недавно на удивление точно и верно выразились: мы теперь с вами, Людмила Георгиевна, действительно одной ниточкой повязаны. Да-да, не удивляйтесь, именно одной. Как Ромео с Джульеттой, Буш с республиканцами и Украина с российским газом. Так что уж не взыщите.

– Боже, ну какая же я дура! Ведь я тебя недооценивала. Ах, черт побери, но как же иногда приятно осознавать, что ты ошибалась. Я тебя очень прошу, иди ко мне, – она как-то по-смешному вытянула вперед руки да еще плюс к этому зачем-то закрыла глаза, как актриса Елена Соловей в моем любимом фильме «Неоконченная пьеса для механического пианино». Только там это было идеально оправданно по действию и потрясающе талантливо сыграно, а здесь…

В общем, все как обычно: штамп номер восемь, дубль четырнадцать.

– Да бросьте вы, мадам, Ваньку-то валять, – как ярый женоненавистник, я оскалился вопящей здоровым скепсисом улыбкой, одномоментно макая очередной по счету блин в сметану. – Лучше вон прикройтесь одеяльцем. Не май месяц, а все-таки июнь.

Да после таких слов любая бы другая, окажись она на месте вдовы, немедленно бы запустила мне в рожу первым же попавшимся ей под руку предметом, не обращая внимания на степень тяжести оного. Но только не Людмила Георгиевна. Только не она, не эта близкая мне женщина с нечеловеческим, каким-то не земным, а дьявольским самообладанием. Я видел, что на какую-то долю секунды, как и вчера в якитории, округлились ее глаза, но дальше абсолютная невозмутимость.