Альберто Моравиа - Римские рассказы

— Спасибо за идею, но… это невозможно.

— Почему?

— Потому что «потому» кончается на «у».

Я увидел, что он побледнел, опустил голову. Потом — поверите ли начал плакать. Хныча, он сказал:

— Какой я несчастный! Один раз подвернулся случай, и то не могу им воспользоваться.

Я ответил:

— Проверни это сам, тебе не придется ни с кем делиться, и ты станешь богачом.

— У меня не хватит храбрости, — признался он, продолжая хныкать. — Я боюсь покойников. А ты ничего не боишься, и я так надеялся…

Тут я поднялся, давая понять, что разговор окончен, сказал, что в таком случае кольцо останется у покойника, и ушел. Был канун Феррагосто, и я провел его в городских садах, перебираясь с одной скамейки на другую. Всюду было пусто: только пыль, обрывки бумаги да духота городского лета, унылая, как поношенная одежда. И пока я слонялся со скамейки на скамейку, мной овладела такая тоска, что и выразить невозможно. Праздники нужно справлять, иначе начинаешь чувствовать, как тобой овладевает уныние. Но я знал, что для меня лучшим праздником было бы забрать кольцо у мертвеца, и в то же время понимал, что после того как я отказался помочь Сильвано, воспользоваться его сведениями было бы подло. Но в конце концов тоска взяла верх над щепетильностью и я решился. По правде сказать, у меня мелькнула мысль дать знать Сильвано, что я передумал, но я сразу же сообразил, что понятия не имею, где он живет. Бедный Сильвано! И тут ему не повезло: встретить единственного среди своих коллег порядочного человека и не извлечь из. этого никакой выгоды!

Я пошел домой, в каморку, которую сдавал мне старый мраморщик, и вытащил из тайничка свои инструменты: большое кольцо со множеством ключей разной величины и всякими приспособлениями, длинный гвоздь, загнутый по-особому, — мое собственное изобретение, отмычку, напильник. Потом я сунул в карман полбатона. Уже вечерело. Я поехал трамваем по адресу, который дал мне Сильвано.

Дом я нашел без труда, это неподалеку от бульвара Париоли. Он показался мне не особенно роскошным, и я даже был слегка разочарован. Я полагал, что такое важное лицо живет в богатом особняке, а это был простой дом, хотя и в современном стиле, с фасадом из красного кирпича и белыми балконами, похожими на мыльницы. По моим расчетам, привратник должен был в это время ужинать, и действительно, я вошел никем не замеченный и направился прямо к квартире номер три, которую занимал покойный. Так как покойный жил один в квартире, дверь была не на засове, а заперта на обычный пружинный замок. Быстро, но без суеты я перепробовал все ключи. Говорят, что для каждого из этих современных замков нужен особый ключ, но это неправда: есть каких-нибудь два десятка типов, самое большее. В общем, замки — как женщины: нужный ключ, как и нужное чувство, находишь не головой, а нюхом. Правда, ни один из моих ключей не подходил, но, перепробовав их с дюжину, я уже знал, какие зубцы лишние, какие должны быть насечки, вернее, даже не знал, а чувствовал инстинктивно. Глаз вора подобен глазу хирурга: сразу определит, на сколько миллиметров он может промахнуться.

Сообразив, какой тут нужен ключ, я не торопясь поднялся по лестнице на балкон. Здесь была простая деревянная дверь с замком старого типа. Я всунул в скважину свой гвоздь, зацепил кончиком пружину, повернул, и дверь открылась. Я притворил ее за собой и оглядел балкон. Это был один из тех новомодных балконов, которые похожи на коробки без крышек, — голый, чистый, пустой, без мебели, за которую можно спрятаться, не сообщавшийся с другими балконами или крышами — на случай, если придется удирать. Луна ярко светила, и на балконе было светло, как в зале для танцев. Все же я нашел угол, затененный выступом крыши, присел на корточки, вытащил напильник и принялся подгонять ключ. Я чутьем угадывал, где и насколько его надо сточить. К тому же главное сейчас было — подпилить его с обеих сторон; окончательно довести бородку я должен был потом, у двери… Когда ключ, на мой взгляд, приобрел нужную форму, я прилег отдохнуть, съел свои полбатона и выкурил папиросу. У меня было еще, самое малое, четыре часа в запасе. Я бросил окурок, притулился в уголке и вскоре заснул. Проснулся я как раз через четыре часа и почувствовал, что сон пошел мне на пользу. К лестнице я направился со спокойствием чиновника, который идет на службу: хладнокровно, без нервозности, со свежей и ясной головой. Тихонько спустился к квартире номер три и попробовал свой ключ. Я не ошибся, он почти подходил, и стоило лишь разок провести по нему напильником, как он повернулся и дверь отворилась мягко и легко, словно по маслу.

Квартира была скромная, это я заметил с первого взгляда, — просто обставленные четыре комнаты с кухней. Такие квартиры обычно для вора не представляют интереса. А ведь здесь жила важная персона, это было ясно из газеты. Я прошел из передней в коридор: одна дверь была открыта, и оттуда шел скудный свет, непохожий на свет лампы. Оказалось, это был свет луны, который проникал в комнату через открытое окно, выходившее в сад. Освещен был только подоконник, вся остальная комната была погружена в темноту. Я вытащил карманный фонарик и начал разведку. Прежде всего я увидел множество шкафов, набитых книгами, затем массивный резной стол на львиных лапах и, наконец, — цветы. Их здесь была пропасть, самых разнообразных, больше всего роз, гвоздик и гладиолусов. Вдруг среди цветов я увидел лицо покойника; у него были усы, борода, седые, блестящие, как шелк, волосы, розовое, упитанное лицо, опущенные прозрачные веки. Это был человек лет семидесяти, полный, внушительный, сытый, с аристократической внешностью. Знатный покойник, настоящий синьор. Я постепенно опускал фонарик. На покойнике был черный фрак с красно-желтой лентой на груди. Из-под фрака виднелась белоснежная сорочка с красиво завязанным белым галстуком под серебристой, острой бородкой. А вот и руки, скрещенные на груди, розовые, чистые, слегка веснушчатые, с холеными ногтями. Перстень был здесь: зеленый изумруд сверкал на коротком, немного распухшем пальце. Я взял фонарик в левую руку, нагнулся и, ухватив кольцо двумя пальцами, стал, поворачивая, стаскивать его. Оно не поддавалось. Тогда я дернул сильнее, и оно осталось у меня в руке. Но мне показалось, что толчок потревожил покойника. Я поднял фонарик. Действительно, рот у него открылся, и под моржовыми усами отчетливо виднелось множество золотых зубов. Тут легкий свист заставил меня вздрогнуть. Я резко повернулся и в окне, над самым подоконником, увидел комичную физиономию Сильвано. Он был бледнее мертвеца и глядел на меня широко раскрытыми глазами. Потом он сказал вполголоса:

— А, ты здесь…

Прошло всего лишь мгновение, но в это мгновение я решил, что обману его.