Елена Бажина - В часу одиннадцатом

Александр только вздохнул. Очевидно, Аня не сегодня сделала для себя некоторые выводы.

— Скажи, тебе не кажется, что все это неправда? Что это похоже на бурную комсомольскую деятельность, а не на христианскую жизнь?..

— Не знаю, — ответил Александр.

Ему трудно было сразу согласиться с ее словами, потому что и он когда-то хотел быть таким же, как Матвей и Николай.

— А ты? — не умолкала Аня. — Что ты здесь делаешь? У меня были проблемы дома, а у тебя?..

Александр пожал плечами. Аня, сама того не зная, повторила заданный ему несколько дней назад вопрос Ксении Сергеевны.

— Если хочешь, я отвезу тебя, — предложил он. — Прямо сейчас отвезу тебя домой.

Она кивнула. Он вышел во двор, уложил две сумки в багажник жигуленка. Выехал на трассу, оставив изумленного Матвея смотреть вслед удаляющемуся с вопиющим непослушанием четырехколесному символу благополучия. Аня даже не оглянулась.

Он возвращался поздно вечером. Да, вероятно, это какая-то болезнь, это заразная болезнь ощущения своей принадлежности к касте избранных, думал он. Наверное, он тоже заболел.

Матвей встретил его мрачно. Очевидно, он готовил очередной серьезный разговор, собрав для этого общину, которая, впрочем, на сей раз состояла только из его жены Галины и дочери Клавдии, также смотревших мрачно. Александр уже давно замечал угрюмость и нетерпимость во взглядах дочерей Матвея, взгляд исподлобья на окружающий мир, на который они как будто были чем-то обозлены.

— Ну, а что же ты вернулся? Мог бы тоже уйти, как она, — произнес Матей.

— Я многое сделал здесь, — ответил Александр.

— Ничего ты не сделал. Ты — мой должник, так же как и она.

— Но ведь она не твоя собственность, — сказал Александр, повторив слова Ксении Сергеевны. Он сидел на табурете у окна, превозмогая сон, глядя в темноту, в глубине которой еще желтели огни подмосковного поселка.

— Либо ты делаешь то, что я считаю нужным, — заговорил Матвей, — либо… либо тебе лучше уйти отсюда.

Александр поднялся наверх и прилег на раскладушку, положив руки под голову. Он смотрел на блики света на стене и, кажется, впервые за последние месяцы подумал о ней.

Он так и не заснул в ту ночь. В своей комнатке на втором этаже он укладывал в спортивную сумку вещи, как это несколько часов назад делала Аня; рубашки, ветровки, футболки, совсем немного книг. Это было несложно.

Утром он спустился вниз и сразу наткнулся на Матвея, который ждал его, чтобы продолжить вчерашний разговор, но, увидев сумку в руках Александра, нахмурился и замолчал. Казалось, он был оскорблен. Александр спросил:

— Скажи, ты помнишь девушку, о которой я тебе рассказывал? Помнишь?

— А кто она такая? — удивился Матвей. — Ах, эта твоя девица?.. Так она же безбожница. Ты что, о ней сожалеешь?..

— Я оставил ее по твоему настоянию, и по настоянию твоего духовного брата, а ради чего?..

Оказалось, Матвей уже забыл ту историю. Он ответил с усмешкой:

— О чем же ты сам думал? Сам бы решал. Я не знал, что она настолько дорога тебе.

— Да, да, я знаю эти слова, знал, что ты так скажешь, — перебил его Александр, и про себя подумал: примерно такие слова сказали Иуде первосвященники, когда он пытался им вернуть тридцать сребреников.

Матвей покачал головой. Кажется, он действительно плохо понимал, о чем идет речь.

Александр плелся к железнодорожной станции, тупо глядя себе под ноги, шел под теплым августовским солнцем и ни о чем не думал: все, о чем можно было думать, уже закончилось.

Какое-то время после возвращения домой Александру казалось, что счет времени он потерял. А предыдущие несколько лет, как ему представлялось, были как целое столетие, или даже больше, во всяком случае, целая эпоха, из тех неумолимых эпох, которые сметают цивилизации, приводят одни народы на смену другим, покрывают культурным слоем храмы и дворцы, наполняют кладбищенской тишиной шумные форумы.

Казалось бы, все должно было наладиться, но он вдруг почувствовал себя плохо. Прошлое давило на него; оно легло тяжким грузом на дно его души и не позволяло прорваться в настоящее, в котором он отныне должен был снова искать себя. Какое-то время он общался только с матерью и Костей. Он долго не мог найти работу, а если находил, то быстро терял. Он не мог смотреть на книжные полки, на которых стояли книги по искусствоведению, и еще болезненнее давалось ему воспоминание о дубовом книжном шкафе в квартире дяди Володи, опустошенном когда-то собственными руками. Мать не напоминала ему об утраченном наследстве. Видя его состояние, Лидия Сергеевна посоветовала ему обратиться к врачу, и даже нашла какого-то знакомого, к которому Александр равнодушно пошел и от которого вышел с рецептом на антидепрессанты.

И все же он решил заняться продажей книг, — нет, уже не своих, а новых изданий по философии, истории и культурологии, покупая оптом на складе и развозя по некоторым “точкам”. Способность к их чтению, как ему показалось, у него пропала совсем. Впрочем, эта способность стала возвращаться, но медленно, как будто он понемногу сбрасывал с себя оцепенение, навеянное дурным сновидением.

Как-то, проезжая по трассе с одним из своих новых приятелей, Александр захотел все же взглянуть на место своих прежних трудов. Приятель, уже наслышанный о былых приключениях Александра, свернул с трассы и незаметно подъехал к окраине небольшого поселка.

Он увидел несколько уродливую, как ему показалось, крышу. Присмотревшись, он увидел девушку, которая копала огород. Какой-то молодой человек ремонтировал козырек пристройки, которой в прежние времена еще не было. Вероятно, это был кто-то из преемников Александра.

Парень работал сосредоточенно, и вдруг Александру показалось: а может быть, это я, может быть, время вернулось вместе со мной, и я по-прежнему нахожусь там, в этом доме?.. От одной этой мысли ему стало нехорошо. Парень поднял голову, словно что-то чувствуя, и посмотрел в его сторону. Но не увидел его. “Нет, — усмехнулся Александр, — сейчас ты ничего не увидишь. А вот пройдет время…”

И кажется тогда, в один из дней, когда Александр мучительно старался прийти в себя и найти работу, на Ярославском вокзале у книжного лотка его вдруг схватил за рукав старичок в старомодном пиджаке, деревенского покроя брюках, с рюкзаком, — словом, почти такого же неприкаянного вида, какой на тот момент имел Александр.

Вообще-то я рад, что тебя встретил, говорил он. Он постарел, похудел, немного ссутулился, но спокойное ощущение внутреннего достоинства, казалось, было неистребимым, вечным спутником его скитальческой жизни. Странно, что к Александру, несмотря на все происшедшее, у него сохранилось хорошее отношение.

— А я хочу встретиться с Николаем, — сказал он, и назвал фамилию Николая, которую Александр даже в былые времена слышал редко. — У него сменился адрес. Он ведь, знаешь, взял у нас рукопись, воспоминания о сельском священнике, моем отце, которую написала одна из наших прихожанок, и издал это под своей фамилией. А еще, — добавил он тише, — мы ведь отдали Матвею и Николаю много вещей, — где сейчас все это?..