Юрий Мамлеев - Другой

— Василич, где мы? — бормотнул он.

Но старикан уверенно провел его на грязную кухню, как будто там был рай. По пути мелькнул громоподобный молодой верзила. Руки его по мощи напоминали лошадиные ноги. Так, по крайней мере, решил Ротов.

— Кто это? — шепнул он на ушко Василичу.

— Психолог, — прозвучал ответ. — Кстати, мой племянник.

На кухне обнаружилась толстая женщина, видимо хозяйка стола, и нелеповатый мужик.

Они моментально исчезли при виде Василича, хотя он был не так угрюм, как обычно. Сели за стол. Еда оказалась простой, но вдоволь. Василич тут же проурчал:

— Я тебя всегда рад принять, потому что, Главный тебя любит.

— Ладно… Ты, Василич, мне прямо скажи: готового.

Василич хлебнул водки и расширил глаза, которые стали как некие фонари бездны.

— Готовый у нас один. Но готовых мы никому не показываем. Завтра мы отправляем его к Главному. Готовый у Главного, в его поместье, так сказать, или в потайном институте, как хочешь, постепенно становится иным существом, в чем и суть.

Ротов вздохнул и как-то выпучил глаза внутрь себя. Такая у него была особенность глядеть на себянутряного, внутреннего.

— Иных существ мало и доступа к ним нет, — сурово проговорил Василич, — многого ты хочешь. Курицей надо быть, а не человеком. А ты все лезешь и лезешь, куда не пускают…

— Мне Главный доверяет кое-какие свои планы, точнее мысли.

— Знаю, знаю. Он же тебе рассказывал, что суть этих дел в том, чтобы вывести, прямо говоря, обратную сторону человека. В человеке, в его душе и в его мозгу ведь много незадействованного, спящего. Вот Главный и будит эту странную спящую часть человека, его обратную сторону. Это и есть иные существа.

Ротов захохотал животом.

— По виду человеки, а на самом деле обратное. И такие отчаянные…

— Да не отчаянные они, — прервал Василич, — а другие; и цели их жизней — совсем иные. Они на человека похожи не более, чем на коров. Разные они по духу.

— Ну, а с предварительными-то можно пообщаться?

— С расшатанными-то? Конечно, допустимо… Для тебя только. Мы их сначала расшатываем, чтобы психика у них стала нервная, гибкая, дикая, а не затвердевшая, как застывший сон.

— Расшатанных я два года назад видел здесь, — припомнил Ротов. — Сам Главный показывал. Ты тогда был в командировке, искал кандидатов. Очень они мне по душе оказались. Главный хоть и жутковат для вас, но такой интеллигентный человек с другой его стороны. Кстати, упоминал, что наличие сексуальных травм в детстве лишь помогает расшатывать.

— Безусловно, — с ученым видом согласился Василич.

— Вообще, чем больше всяких травм, душевных к примеру, тем лучше. На обратную сторону у человека свет падает. Тусклый, но что-то видать.

— Жить, жить надо! — заорал Тарас и выпил водки.

Вошел человек, силач, с руками словно лошадиные ноги. Подмигнул Василичу и скрылся.

— Это еще что за знак?! — забеспокоился Ротов.

Василич ничего не ответил.

— Поспи пока, Тарас. Я тебя отведу. А через два часа будут у нас танцы: расшатанные плясать будут. Посмотришь, познакомишься и успокоишься, я думаю.

Тараса отвели в уютную каморку, в которой спать, казалось, было легко, как в разукрашенном гробу. Тарас задумался, но мысли скоро исчезли, словно их не было. Заснул.

Ему снились тупо-тревожные сны. То появлялось лицо иного существа с пугающим, точно инквизиторским взглядом, то выскакивала мордочка расшатанного и обнюхивала все пространство сна… Особенно неприятным оказалось явление старухи, Ротов даже вскрикнул, но не проснулся, и крик остался в приделах сновидения.

Разбудил его стук в дверь. Просунулась голова Василича.

— Танцы идут. Идем. Я предупредил их, что у нас гость. Василич повел его узким коридорчиком в небольшой зал. «Если пожар — все сгорим, — подумал Тарас, — дом деревянный, коридор узкий, окна маленькие. Что за строение, черт возьми»!

Но когда вошел в зал, все трусливо-глупые мысли выветрились. Сдуло их необычным зрелищем.

Посреди зала танцевало человек восемь, но танцы ни на что не походили. Каждый танцевал сам с собой, точнее, как будто с неким невидимым партнером около себя. Все вертелись, изгибались около пустоты — так казалось, по крайней мере, Ротову. И не танец это был, а хаос. Кто-то поднимал руки вверх, кто-то даже попискивал. Тараса поразило выражение лиц: оно было то ненормально-веселым, то вдруг мгновенно веселие переходило в грусть, у иных даже в тоску. И эта перманентная молниеносная смена веселия на тоску, грусти на веселие, чуток испугало Тараса.

— Нельзя же так быстро, не подумавши, меняться, — рассудил он про себя.

У стены стоял молчаливый инструктор. Он внезапно обернулся к Тарасу, хлопнув в ладоши, и Тарас остановился. Все замерли.

— Это они со своим будущим танцуют, — оскалился Василич. — Невидимый партнер — это иное существо, в которое они превратятся рано или поздно. То есть каждый из них танцует с самим собой, но будущим собой, а будущее у них, иное существо, оборотная сторона человека. Со своей страшной скрытой тенью они танцуют, и это происходит каждый день. Пора принюхиваться им к своему будущему.

Инструктор тем временем произнес:

— Господа! К нам явился гость Тарас Ротов. Он пользуется благосклонностью Главного. Надеюсь, наш институт достаточно гостеприимен для друзей. Кто хочет побеседовать с гостем — может остаться здесь.

Осталось пять человек: четыре мужчины и одна женщина. Остальные две женщины и один мужчина вышли. По бокам зала были расположены небольшие столики со стульями, как в каком-нибудь ресторанчике. Под одним столиком завыл песик.

Инструктор заметил:

— Тарасу вы можете поведать о себе, что хотите.

Ротов глянул на собравшихся. Они тем временем расселись, а Тарас сел за столик, под которым тихонько подвывал песик.

«Он подвывает, потому что не может стать иным существом», — решил Тарас. Напротив подсел молодой человек небольшого роста, с лицом лихим, но чем-то похожим на лягушку. При этом вид у него был депрессивный.

— Юрок, — представился он.

— И что же, Юрок? — осведомился Тарас

— Плачу, — ответил Юрок.

— Почему?

— Не могу забыть. Дедушку в подъезде пристукнул. И денег-то оказалось 500 рублей.

— Дедушка выжил?

— Нет, помер, оттого и плачу. Я не хотел.

— По своей инициативе или по указке?

— По своей.

— Зря.

— Я знаю, что зря. До этого случая я грабил потихоньку, без мокрухи. А здесь черт попутал. Не рассчитал я, что дедуля такой хлипкий окажется. С тех пор покоя нет. Все потому, что я песни люблю народные. В них жалости к людям много, и я плачу.

— А как же институт?

— Только этим и спасаюсь. Оттого и пришел сюда, случайно, но по судьбе. Надежда в том, чтобы стать иным существом, чем я есть. Тогда все будет в порядке. А пока — нервы совсем сдают; такому как мне, с нервами да песнями, нельзя было грабить людей. Плохой я грабитель.