Сэмюел Беккет - Мерфи

– Ну вот, а теперь я ему позвонила и сказала, что я уже достала то, что он хотел, – завершила свой рассказ Силия, – а он не хочет меня видеть.

– Что именно достала?

– Ну, то, что он просил, – промямлила Силия.

– Ты что, боишься даже назвать, что именно?

– Я же тебе все рассказала, – уклонилась Силия от ответа. – Ты можешь посоветовать, что мне делать? А то мне пора идти.

В очередной раз приподнявшись на постели, старик Келли торжественно произнес:

– Приблизься, дитя мое.

Силия подошла к кровати и уселась на самый краешек; теперь и старческие руки и молодые женские руки лежали на одеяле. Старик и женщина безмолвно смотрели друг на друга.

– Дитя мое, я вижу ты плачешь, – наконец нарушил молчание старик. Несмотря на свои годы, он все прекрасно подмечал.

– Я не понимаю, – срывающимся голосом вскричала Силия, – как может человек говорить, что любит, и вести себя таким образом? Скажи мне, как это возможно?

– Я уверен, что он может сказать то же самое о тебе, – спокойно сказал старик Келли.

– Пускай поплачется в жилетку этому своему «забавному старому знакомому», – ядовито сказала Силия.

– Что-что? Я не понял.

– Да так, ничего, – отмахнулась Силия. – Ладно, скажи мне, что мне нужно делать, и я пойду.

– Приблизься, дитя мое, – пробормотал старик, который начал понемногу уходить из реальности, его окружающей, в свой собственный мир.

– Приблизиться? – возмущенно воскликнула Силия. – Куда уж ближе! Ты что, хочешь, чтоб я забралась к тебе под одеяло?

Голубоватый блеск, пробивавшийся из глубин Келлиевых глаз, притух, подернулся дельфийской [29]пеленой, заслонился взглядом удава. Старик поднял свою левую руку, на которую капали слезы Силии, и медленно положил ее, ладонью вниз, плашмя себе на макушку головы. В таком положении ему лучше всего думалось. Впустую, в этот раз не помогло. Тогда старик поднял и правую руку и, выставив указательный палец, примостил его вдоль носа. Затем он вернул обе руки на одеяло, положив их рядом с руками Силии; в глазах его снова засверкал блеск, и он объявил свое решение:

– Бросай его.

Силия попыталась вскочить на ноги, но старик удержал ее, схватив за запястья:

– Порви все связи с этим Мерфи, – сказал он твердо, – сделай это сейчас, чтоб потом не было поздно.

– Пусти меня! – потребовала Силия.

– Прерви с ним всякие сношения, – говорил жестким голосом старик, – пока все это не обернулось трагедией. Разорви с ним, пока еще не поздно!

– Да пусти же меня! – выкрикнула Силия.

Старик разжал руки, и Силия вскочила. Некоторое время они смотрели друг на друга в молчании. Старик все видел, все понимал, его мозг усиленно работал.

– Я отступаю, – проговорил он наконец, – преклоняюсь перед истинной страстью.

Силия направилась к двери.

– Прежде, чем ты уйдешь, – окликнул ее Келли, – не могла бы ты сделать мне одно небольшое одолжение? Подай мне, пожалуйста, хвостовую часть моего воздушного змея. Я вижу отсюда, что некоторые кисточки спутались.

Силия пошла к шкафу, на полке которого старик хранил свой воздушный змей, достала отцепляющийся хвост с перепутавшимися и отвалившимися кисточками и, подойдя к старику, разложила все это на кровати.

– Как ты сама говоришь – держи нос по ветру, – посоветовал старик на прощание… – Л этого красавца я завтра запущу высоко-высоко, за облака, так, что его и видно не будет!

Старик стал копаться в хвосте воздушного змея, свернувшегося кольцами. В мыслях он уже стоял на лугу, вглядываясь в небо, ища глазами ту точечку, которая и была его змеем, упираясь каблуками в податливую землю, сопротивляясь мощной тяге бечевки, рвущейся вверх. Силия поцеловала старика в лоб и ушла.

– Ежели будет на то Божья воля, – бормотал Келли, – улетит он так высоко, что даже с глаз скроется…

А теперь ясно, думала Силия, что нет у меня никого, кроме, может быть, Мерфи…

Луна, по поразительному совпадению находившаяся в своей полной фазе и одновременно в перигее, приблизилась к Земле на расстояние, наименьшее за предыдущих четыре года. Ожидались невероятно высокие приливы. А Управление Лондонского Порта беспокойства по этому поводу не проявляло.

До Мерфиевого клеткоподобного жилища Силия добралась лишь после десяти часов вечера. В его окне не горел свет, но это не обеспокоило ее, ибо она знала, что Мерфи имеет пристрастие сидеть во тьме. Она уже приготовилась звонить в дверь особым образом, известным Мерфи и оповещающим его о том, что пришла именно она, однако в этот момент дверь распахнулась сама собою и какой-то человек, от которого сильно пахло спиртным, из этой двери вывалился и после короткого колебания с грохотом помчался вниз по лестнице. К двери квартиры, в которой Мерфи снимал комнату, вела только одна лестница, и человек, источавший пьяный запах, этой лестницей и воспользовался. Двигался он несколько странно, пружинистыми прыжками, словно ему хотелось бежать, но он почему-то никак не мог отважиться на это. Силия вошла в коридор и, нашарив в темноте выключатель, щелкнула им. Но свет не загорелся – лампочку выкрутили. Она пошла дальше в темноте, медленно, с остановками, давая себе и Мерфи последний шанс.

Силия не видела Мерфи с того самого дня, когда он заклеймил работу, заявив, что работа будет концом для них обоих, и вот теперь она бредет к нему в темноте и несет фиктивную грамоту – гороскоп, составленный восточным истуканом, – открывающую путь к преуспеянию и благополучию. А он, наверное, думает о ней, как о Фурии, которая заявится, чтобы утянуть его в Тартар… или даже, как о судебном исполнителе с ордером, накладывающим арест на имущество… А идет даже не она, идет к нему сама Любовь, вот такой судебный исполнитель… Она же всего лишь понятой. Эта мысль заставила ее даже присесть на корточки в темноте, почти полной, если не считать смутных пятен света в глубине коридора… А как замечательно было у реки… ей махали флажками баржи, дымовая труба кланялась ей, буксир и толкаемая им баржа пели ей какую-то песенку, да-да, именно ей… А может быть, не ей? Но так было приятно думать, что это ей оказывают такую честь… А может быть, ей сейчас повернуться и уйти? Что это изменит? Какая разница, будет ли с их отношениями покончено ее способом или его способом? Она будет пребывать в уверенности, что это он виноват, а он будет считать, что все погибло из-за нее… А как же нежная страсть?

Силия добралась наконец до его двери. Прислушалась. Ни звука. Но и это ее не обеспокоило, ибо она знала о его пристрастии сидеть продолжительное время не только в темноте, но еще и в тишине.

Силия засунула руку в сумочку – если она нащупает монетку большим пальцем, она зайдет к Мерфи, а если указательным – уйдет прочь. На монетку наткнулся первым указательный палец, и Силия поднялась на ноги, развернулась и уже собиралась уходить, когда из комнаты Мерфи донесся какой-то пугающий звук, насыщенный таким отчаянием, что она, застыв в ужасе, даже сумочку выронила из рук. Мгновенная тишина, а потом – громкое, тяжелое дыхание, вызывающее больше жалости и сострадания, чем самый жалобный стон. Все силы враз покинули ее, и пару мгновений она не могла двинуться с места. Едва только силы к ней вернулись, она овладела собой, быстро наклонившись, нашарила сумочку на полу, подхватила ее и бросилась спасать Мерфи. По крайней мере, она считала, что ее вмешательство спасет ему жизнь. Таким образом, предзнаменование, данное монеткой, отменилось само собою.