Алексей Швецов - Как я съел асфальт

Готовить она не умела. То есть хлеб она как-то еще могла нарезать, но больше ничего не умела. Сама же Инна питалась неизвестно где и неизвестно чем. Она была страшно забывчивая, совершенно неприспособленная к семейной жизни. Но этим она и была трогательно дорога Саше.

А потом началось. Началось вранье. Начались частые поломки новенькой Сашиной иномарки. Бензин самым непостижимым образом покидал Сашин автомобиль, и Саша вынужден был полночи руками толкать машину на ближайшую заправку. Началось глобальное нагромождение чудовищной лжи.

Отношения с Инной развивались по нарастающей. И чем дольше они длились, тем Саша отчетливее понимал, что война на два фронта – сложное, требующее больших материальных и временных затрат мероприятие. А то, что как-то Саша сообщил Инне, что у них с женой свободные отношения, было неправдой. Вернее, шуткой. Саша тогда пошутил. А еще его супруга Алла начала подозревать Сашу. Подозревать совершенно на пустом месте, точнее, совсем не обоснованно.

Тогда Саша пришел с работы поздно. Очень поздно, а может, даже и рано. В начале седьмого утра он тихо прокрался в спальню. Саша рассчитывал тихонечко улечься в кровать, чтобы не разбудить Аллу. Он на цыпочках дошел до кровати.

– Где ты был?! – Вопрос не спавшей всю ночь Аллы застал его врасплох.

Батон белого хлеба выпал из его ослабевших пальцев, выпал и с мягким шлепком опустился на паркет. Саша поспешно нагнулся и поднял батон.

– Вот, – несмело произнес он. – Хлеб купил. Ты просила…

– Да я просила, но просила к ужину. А сейчас время завтракать.

– У-у-у, – прогудел Саша, делая вид, что только сейчас узнал который час, – время-то как бежит.

– Где ты был, Саша? – Слезы слышны были в голосе супруги.

Саша испугался. А еще он был подавлен. Подавлен и растерян.

– Как где? – Саша тянул время, стараясь подумать мысли, чтобы в голову пришло какое-нибудь правдоподобное объяснение, объяснение тому, что он не ночевал дома. – Что ты имеешь в виду?

Но растерянный взгляд Саши выдавал его с головой.

– Я спрашиваю: где ты провел ночь? Саша, ответь мне, пожалуйста. И ответь по возможности правду. Где ты был? Я жду.

Тогда Саша в сердцах пнул этот батон. Батон, предательски выпавший из его рук. Уселся. Уселся прямо в элегантном плаще на чистую постель. На чистую простыню семейного ложа. Алла тогда ничего не сказала. В обычной ситуации Алла не позволила бы так небрежно отнестись к постельным принадлежностям. Алла не разрешила бы сидеть Саше пусть и в элегантном, но плаще на кровати. Но теперь была необычная ситуация. И они оба отчетливо осознавали, что ситуация не простая, а даже сложная. То есть совсем не простая. Они почувствовали это. Почувствовали оба сразу – и он, и она.

– Алла, – замогильный голос, которым Саша произнес ее имя, заставил женщину испуганно натянуть одеяло до самого подбородка, – Алочка, у меня серьезные неприятности. Возможно, мне придется скрываться. Но я пытаюсь как-то разрулить, как-то выбраться из этой ситуации.

Испуганные глаза жены расширились до размеров Луны, свет которой пробивался сквозь занавески.

– Я просто устал, – продолжил Саша, – просто из сил выбился.

Он обхватил голову руками и покачался из стороны в сторону. Так делала его бабушка, когда рассказывала сказки и изображала горе.

– Что? – с хрипом спросила Алла, щелкнув кнопкой ночника. – Что случилось, Саша?

– Понимаешь, Алла, кирпич… кирпич нам завезли не такой. Точнее, такой, но не так. Не так завезли, как надо было завести.

Алла непонимающе уставилась на супруга. Саша уловил недоверие в глазах жены и продолжил:

– Произошла чудовищная ошибка!

Для усиления эффекта непоправимого несчастья, свалившегося на его, Сашину, голову, он сильно ударил себя по коленке сжатым до боли кулаком.

– Ты можешь толком все объяснить? – Саше показалось, что в словах Аллы появились нотки сочувствия.

– Кирпич. Много кирпича. Точнее, очень много. Кирпич свалили в одну кучу. Вернее, кучек много, но свален он неправильно. Пересортица. Красный кирпич высыпали вместе с белым. Всю ночь я пытался как-то справиться с этим. Всю ночь я разгребал чужую ошибку. Белый кирпич я клал отдельно, а красный… красный тоже отдельно. Точнее, отдельно от белого.

Для наглядности Саша руками изобразил, как он бережно берет белый кирпич из общей кучи и перекладывает его отдельно от красного.

– Там работы непочатый край, – безнадежно взмахнул рукой Саша. – Боюсь, мне предстоит не одна бессонная ночь…

– А помада? – Голос Аллы звучал обличающе.

– Что помада?

– У тебя на щеке след от помады. От ярко-красной помады.

Сашу натужно рассмеялся:

– Глупенькая, это же кирпич. Ну да, красный кирпич. – Саша говорил так убедительно, что даже сам поверил в свое вранье.

Но Алла не поверила. Не поверила по той простой причине, что, возвращаясь с работы домой, она видела Сашу. Видела его, как он ехал вместе с Инной, ехал на их машине. Алла сообщила об этом супругу.

– Ну, правильно, – сразу же нашелся Саша. – Ехал я, да. Но не с «какой-то бабой», а со своей секретаршей. Ты пойми, Алла, произошла пересортица…

– Ты перепутал меня с ней? – воскликнула Алла.

– Нет! Тысячу раз нет! Просто она помогала мне рассортировать этот кирпич. Точнее, отделять белый кирпич от красного.

– Кроме нее некому было помочь?

– Нет. Все люди заняты, заняты своими прямыми обязанностями. Так мы ужинать будем? – Последний вопрос был задан Сашей не без некоторого раздражения. – Будем мы ужинать, в конце концов? Точнее, завтракать?

– А что, тебя разве там, где вы кирпич разбирали, не покормили?

Едкий сарказм, с каким Алла задала свой вопрос, был отчетливо ощутим. Он, этот сарказм, больно резанул Сашу прямо по сердцу.

– Опомнись, Алла! Кто там кормить нас будет? Работали не переставая. Не покладая рук трудились.

– Не сомневаюсь! – Алла отвернулась к стенке и в голос заплакала.

Саша подошел к ней и обнял за плечи:

– Аллочка, ну что ты? Что ты, в самом деле? Я хлеб покупал, устал как собака, а ты мне разборки устраиваешь. Ты, может быть, ревнуешь? Аллочка, милая, да ей пятьдесят лет. О чем ты вообще думаешь, как тебе могло такое в голову прийти?!

Алла задергала плечами, пытаясь скинуть с себя руки мужа:

– Не ври! Не смей мне врать!

– Да я и не думал…

– Ты говоришь, что она для тебя никто?

– Ну да, – преданно глядя в глаза супруге, заявил Саша. – Точнее, кто. То есть… так, по работе… она мне, конечно, кто. Она моя секретарша. И все! А после работы, извините… У нее своя жизнь, у меня – своя. Понимаешь, своя? Своя жизнь, своя семья. Ты для меня самый дорогой человек…

– Тогда почему, ты носишь в кармане ее фотографию? – Алла перестала плакать, она уже с каким-то мазохистским интересом вслушивалась в нагромождения Сашиной лжи.