Игорь Дуэль - Тельняшка математика

Нож! Я понял это мгновенно и тут же ясно представил, что нужно делать. Бежавший не видел меня, оттого положение мое было выгодным. Как только он домчался до угла, я выставил ногу и точно подсек его. Пытаясь восстановить равновесие, он сделал несколько шагов, но упал, выронил нож и крепко заматерился. На шум выскочили Ваня и Василий. Они бросились было ко мне. Но из-за бревен снова раздавался сбивчивый топот нескольких пар ног.

– Туда! – крикнул я ребятам, показывая за угол штабеля. – Сам управлюсь!

Сколько времени мне потребовалось, чтоб это крикнуть? Секунда, не более. Но парню, которого я сшиб подножкой, этого оказалось достаточно, чтобы вскочить на ноги. Он пошел на меня, выставив вперед голову. «В живот целит!» – мелькнуло в мозгу. Я отскочил назад, спиной прижался к штабелю. Он шел на меня, низко наклонившись, свесив почти до земли руки. Только теперь я увидел его: малорослый, сухощавый, челочка на бок, яростно оскаленный рот. Он рванулся вперед, действительно пытаясь стукнуть меня головой в живот. Я прижался к штабелю и резко выставил вперед колено. Он успел чуть отклонить корпус влево и о колено не стукнулся, но тут я достал его кулаком. Въехал, кажется основательно – он отлетел метра на полтора. Я бросился на него, он увернулся от удара и, петляя, побежал от меня. Я за ним, он дважды ловко выскальзывал почти из рук. В силе он явно уступал мне, зато был куда ловчее, да и опыт в драках, видимо, имел немалый. Я не сразу сообразил, почему он не бежит к своим, а носится вокруг того места, где упал. И только когда заметил, что, отбежав от меня, он быстро и цепко оглядывает землю, понял: нож ищет. Я видел – когда парень упал, нож отскочил к краю обрыва. И теперь, гоняясь за парнем, я пытался не допустить его к этому месту. Но он, видимо, тоже сообразил, куда мог деться нож, и, снова вывернувшись, помчался по самой кромке обрыва. Вдруг он резко остановился и наклонился к земле. «Разогнется – смерть?» – мелькнуло в голове. Я нагнал его. «Не дать разогнуться!» – приказал я себе и сходу ударил его снизу ногой в голову. Туристский ботинок сорок четвертого размера бьет как кувалда. Он схватился левой рукой за лицо. А правая – я успел разглядеть – сжимала нож. Я двинул его второй раз ногой – кажется, попал в плечо и отскочил на шаг, чтобы броситься на него снова. Но он вдруг исчез.

Я ошалело оглянулся кругом, и тут внизу раздался всплеск. Нож-то он поднял на самой кромке обрыва. Удара в корпус было достаточно, чтобы он полетел в воду. Но вместо облегчения пришел новый страх: убил человека!

Я сделал шаг к обрыву и увидел, как на песок выползает мой враг. «Жив!» – я почувствовал почти обжигающий прилив радости. Ну и чудно же устроена жизнь. Он минуту назад пытался убить меня, а я ликую, что он спасся. Но и на эти рассуждения не было времени. Из-за бревен слышались хриплые вопли. Я свернул за угол и увидел, как молотит кулаками двух наседающих парней Василий. А немного дальше отступал под натиском здоровенного бородача Ваня.

Я бросился к Ване. На бегу из горла моего выплеснулся воинственный крик:

– Вяжи их, ребята! Наши с пароходов бегут! Топить будем!

Откуда пришли мне в голову эти нелепые слова, я, сколько потом ни думал, понять так и не смог.

То ли этот вопль подействовал, то ли вид я имел разъяренный, но Ванин противник, бросив быстрый взгляд в мою сторону и увидев, что я несусь прямо на него, тут же скакнул вбок, развернулся и что было духа помчался к поселку.

Тут один из врагов Василия рухнул на землю, повергнутый ударом мощного кулака. А второй, увидав, как быстро изменилось соотношение сил на поле боя, поспешно ретировался.

Я, приняв на себя роль главаря, дал подняться поверженному Василием противнику и спросил в традициях благородных разбойников:

– Добавить? Или уже поумнел?

– Поумнел, – пролепетал тот униженно.

– Тогда дуй отсюда во всю прыть. И скажи спасибо, что я сегодня добрый.

Повторять приказания не пришлось.

Мы и сами поспешили покинуть ристалище. Поселковые парни могли собрать большие силы и вернуться, чтобы отомстить за поражение.

Подобрали старпома, который сам никак не мог встать на ноги, и поволокли его вниз к причалу.

Убрались мы вовремя. Всего минут через десять после нашего возвращения на «омик» у штабеля бревен появилось солидное полчище. Ветер доносил до нас воинственные матерные крики. Парни гневно швыряли в воду камни. Но по берегу реки от штабеля до причала было метров двести, потому, естественно, эти вражеские снаряды ущерба нам не принесли. А продвинуться к судам ближе противник не решился, видимо, считая, что флотилия наша располагает большими людскими резервами и солидными средствами защиты.

Торжественного победного трепета я не испытал, хотя такая ситуация выпала мне впервые в жизни. На душе было противно – опять втянул меня старпом в грязную историю. А потом пришло в голову: если б накрыла милиция, могли бы погореть столь необходимые Ване и Василию характеристики.

Счастье мое, что старпом валялся в каюте пьяный и совершенно небоеспособный. Иначе вряд ли бы я смог себя удержать в тот вечер, тем паче и боевой пыл еще не вышел.

А утром Халин, Герка и я снова стояли на вахте в рубке. К этому времени разъяснились все обстоятельства вчерашней истории. Когда, подвыпив, Герка и старпом возвращались к пристани, на окраине поселка им попалась тоже подгулявшая пара. Мужики стояли в обнимку и клялись во взаимном уважении. Халин повторил свой угличский трюк: хлопнул перед их физиономиями в ладоши и дурашливо заорал: «Комарика убил!» Началась потасовка. Но первую атаку наши отбили и пошли дальше. У штабеля они услышали шум погони – их преследовало уже четверо. Герка заметил у переднего нож, и в его пьяной голове созрел хитрый план. Он решил добежать до судна, схватить свою финку и вернуться. Выполнил он программу только наполовину: до судна добежал, но в своей каюте, разыскивая финку, свалился и встать уже не смог. Так и проспал до утра. Рассказ Герки о его воинственных намерениях выглядел мало убедительно. Зато самый факт, что он, бросив друга, удрал, представал во всей своей наготе и вызвал приступ самоуничижения в Геркиной обычно незамутненной печалью душе.

Стоя у реверса, он каялся перед старпомом. А тот, повернувшись к нам спиной, устроился, как обычно, у лобового стекла и рассматривал в бинокль берег. Потом старпом обернулся и милостиво сказал:

– Да ладно. Все нормально, по пьянке всякое бывает.

Его добродушно-снисходительный тон, его прощающая улыбка привели меня в ярость.

– Мразь! – крикнул я старпому. – Какая же ты мразь!

Он снова схватился за бинокль. А я выдал ему в напрягшийся затылок и про грабеж Герки, и про паскудную его жизнь, и про заразу, которая от него идет. Старпом не отрывался от бинокля, Герка несколько раз пытался встрять, но я цыкнул на него: