Наталья Лайдинен - Другой Париж: изнанка города

Утро следующего дня наступило для пассажиров нашего автобуса довольно рано. И для многих явно было тяжелым. Особенно это касалось телевизионной группы. Ребята отчаянно зевали и жадно глотали холодную воду из бутылок. Встрепанная Катя наводила марафет перед зеркалом, одновременно пытаясь призвать дрыхнущего Леху к гражданской ответственности. Похоже, он в этом автобусе больше всех не хотел просыпаться.

Мы умылись на заправке, после чего получили очередной сухой паек и апельсиновый сок.

– Эй, начальник! Водка где? – послышались недовольные возгласы сзади.

– Да будет, будет вам водка! Леха, да вставай же ты! Я с ними одна не справлюсь! Они сейчас на меня набросятся! Что же делать? – истерично восклицала Катя, изо всех сил уже тряся «начальника». Но тот только мычал бессвязно.

– Заберите парня раненого, заберите…

– Ты ему виски влей! – тихо подсказал я Кате.

Девушка испуганно вздрогнула, но последовала моему совету. Это возымело позитивное действие: Леха наконец открыл глаза и более-менее осмысленно огляделся. Похоже, он начал соображать, где находится.

Когда нас привезли в Страсбург на площадь перед зданием Европарламента, там уже было довольно много народу. Прямо на тротуарах лежали, сваленные в кучи, транспаранты, кастрюли и лозунги, над которыми суетились проворные люди, неподалеку располагалась полевая кухня. Поодаль было припарковано еще несколько автобусов. По площади фланировали очень странного вида личности, многие из которых были уже хорошо подшофе.

После того как наш автобус подъехал к пункту назначения, бомжи довольно завозились, предвкушая скорое пиршество, Леха наконец окончательно пришел в себя и взял микрофон. Вид у него с утра был, прямо скажем, бледноватый, но он держался профессионально. Правда, в мою сторону он вообще старался не смотреть.

– Итак, напоминаю вам, что все вы сегодня участники митинга.

– А митинг-то в поддержку чего? Или против? – раздались голоса.

– Цель нашего митинга – поддержать скорейшее вступление России в Евросоюз. По команде вы будете кричать «Бомжи Франции за Россию в Евросоюзе». Или что-то вроде того. Вам все расскажут подробно люди на месте.

– А когда водка будет? – произнес нетерпеливо один из моих соседей сзади.

– Сейчас все расскажу – и будет. За подкреплением будете подходить раз в два часа.

– Неплохо, неплохо… – Пассажиры радостно потирали руки.

– Значит, так. Запомните главное: никакой самодеятельности! Вы кричите лозунги, пьете водку, подкрепляетесь, делаете все, что вам скажут люди на месте. Но не вступаете в стычки с полицией. Не бросаетесь в них камнями, кастрюлями, плакатами и что там у вас еще будет. Между собой не деретесь. Ведете себя смирно. Расслабляетесь. Все вопросы – к нашим людям на месте. Все ясно?

– А какая же партия такую халяву организует? – все еще недоверчиво спросил Гена.

– А вот над этим, ребята, не парьтесь, не вашего ума дела. Лучше подходите. Каждому выходящему – по полстакана водки. И по спискам – к кураторам.

Бомжи начали нетерпеливо толкаться в проходе. Катя встала на выходе со списками, у дверей автобуса нас уже поджидало несколько добрых молодцев. Меня, Гену и еще нескольких демонстрантов, находящихся в приподнятом настроении от выпитой водки, высадили в один из рядков. Проспавшиеся и опохмелившиеся телевизионщики установили неподалеку аппаратуру. Режиссер их группы бегал туда-сюда и переговаривался с разными кураторами, показывая, как именно усаживать людей. Всем в руки раздавали неплохо изданную газетенку «Французский бомжок!» с пространными текстами о важности для положения русскоязычных бомжей вступления России в Евросоюз. Там же красовались холеные физиономии политиков, поддерживающих это начинание.

Мне в руки дали плакат «Выбор бомжей – Россия в Евросоюзе». Мои соседи втроем держали огромный транспарант «Евросоюз – экзистенциальный выбор бомжа». Я подождал, когда мимо меня пробежал очередной запаренный куратор, и остановил его.

– А лозунг-то тухловат! – сказал я, показав на транспарант. – Вообще-то это называется плагиатом.

– В смысле? – впал в ступор куратор.

– С красноярских времен его помню. Подстава была такая против Лебедя на выборах. Во время марша бомжей.

– А… ты об этом! – облегченно махнул рукой куратор. – А кому какое дело? Лозунг, как и новость, живет пять минут. Но потом можно и повторить. Если он хорошо сработал.

– Так с креативом хреново?

– А чё напрягаться-то не по делу? А ты, парень, вообще кто такой? – подозрительно посмотрел на меня куратор. – Смотрящий, что ли?

– Скорее, наблюдающий. Клошар я парижский, просто помню кое-что из российских реалий. Так что не парься! Работай! – подмигнул я ему.

Тот шарахнулся от меня и побежал дальше.

Между рядами тем временем торжественно, вразвалочку, прошел какой-то одутловатый невысокий человек. От остальных присутствующих он отличался только необычайно пафосным выражением лица и футбольным мячом, который он нес на вытянутых руках, как хрустальную вазу.

– Это он… – пронеслось по рядам.

– Кто «он»? – шепотом спросил я одного из соседей.

– Это местная достопримечательность, – ответил мне тот вполголоса, – его Сева зовут. Он из команды победителей чемпионата мира по футболу-2006… среди бомжей, естественно, когда русские в Кейптауне всех порвали. Сева потом оказался во Франции, его тут все знают. Даже продукты в магазинах бесплатно дают. Только гонора у него много, не любят его наши местные, хоть и уважают за былые заслуги…

– Дайте возможность русским бомжам тренироваться на европейских стадионах! – между тем провозгласил Сева в микрофон. – И мы всех сделаем! И в Европе, и в Америке! Мы покажем миру наш русский кулак!

Сирые зааплодировали по команде, а Сева еще долго тряс в камеру футбольным мячом.

Слово за слово, я разговорился с моими соседями, бомжами из Страсбурга, выходцами из дружественной Белоруссии. С ними как-то затесались и два француза, уже сильно пьяненькие. Страсбургские сидели кучно и поначалу вели себя довольно холодно, с презрением поглядывая на остальных участников митинга, приехавших из Парижа.

– Ненавижу этих парижских уродов! – наконец сказал один из французов, смачно икнув. – Позор. Грязные вонючие ублюдки.

– А вы кто же? – спросил я. – Есть существенные отличия?

– Мы клошары. Вымирающие животные, – с гордостью пояснил француз. – В Париже наших уже не осталось. Там в основном русские и африканские бомжи все оккупировали. Они настоящие бандиты! А клошары только в провинции сохранились. Мерд! Столица испортила нашего брата. Там все теперь только деньги решают.

– Но в чем же все-таки разница? – продолжал интересоваться я.