Наталья Лайдинен - Другой Париж: изнанка города

Проход вперед оказался заваленным, что вынудило вернуться на несколько сотен метров назад и уйти на другую «улицу». Мориа сокрушенно качал головой:

– Скоро тут ничего не останется. Хорошо, что вы кое-что увидели.

– Катакомбы разрушаются?

– Быстрее, чем ты можешь предположить. Обваливаются стены и перекрытия. Ближе к Сене подземелья затапливает. Бетонированием проблем не решить… Подземные воды все равно проложат свои русла, снесут все на своем пути. Подземелья могут совсем исчезнуть.

– Там впереди, кажется, свет… – робко заметила Моника.

– Да, мы выйдем из другого входа, – кивнул Мориа. – На сегодня хватит впечатлений!

Он снова ловко справился с решеткой изнутри и со скрипом сдвинул ее в сторону.

– Выходим! – распорядился он. – Справа есть подобие лестницы.

Он выбрался первым и помог мне. В стене на самом деле были выступы. Я протянул руку Монике. На улице уже смеркалось.

– Где мы?

– Снова в городе света! – ответил Мориа и рассмеялся.

Мы немного посидели в кафе, выпили вина и перекусили. Звучала живая музыка, несколько пар танцевали. Казалось, наше путешествие по подземельям Парижа – всего лишь сюрреалистический сон, навеянный гашишем.

– А теперь спускаемся в метро! – скомандовал старик. – Прокатимся, пока оно не закрылось. Вы хотите посмотреть ночной Дефанс?

– А разве Дефанс является парижским кварталом? – усомнилась Моника.

– Еще как! – подтвердил Мориа. – Ночью, когда вокруг нет никаких клерков, он действительно хорош.

– Поехали! – сказал я.

Мы скользнули в метро. Старик мгновенно сориентировался и сообразил, как нам с минимальными потерями времени добраться до Дефанса. В это время на лотке я увидел газету с броским заголовком «На Пер-Лашез объявился дух Джима Моррисона».

– Подожди! – схватил я за рукав старика и набросился на газету. В статье говорилось, что накануне на кладбище внезапно появился дух Моррисона, который пел одну из своих знаменитых песен. Рядом была фотография парня с гитарой и американца с видеокамерой.

– А вот другая газета: «Mr. Mojo Risin’ возвращается!». А тут еще предполагают, что скандал на кладбище был спровоцирован сыном Джима, который тоже певец, очень на него похож…

– У Моррисона не было детей! – отрезал старик.

– Почему ты так думаешь? Тут написано…

– Мало ли что пишут в поганых желтых газетах, кормящих тухлятиной массового читателя? – ворчал старик. – Им главное – собрать свои тиражи! Ради этого не грех и наврать. Ты что, сам не знаешь об этой грязной кухне?

Но продолжить дискуссию не удалось.

Вдруг раздался голос у кассы:

– Ребята! Помогите с билетиком! Очень надо ехать!

Длинноволосый, расхристанный бродяга с гитарой за плечами просил по-английски. К моему удивлению, Мориа остановился и начал с ним разговаривать. Я снова поразился его блестящему, без малейшего акцента, английскому.

– Откуда будешь? – спросил он.

– Из Эл-Эя.

– Давно?

– Уже месяц.

– И почему именно в Париж?

– Тут выживать как-то легче. Можно запросто кому угодно прийти и поесть в бесплатной столовой. В Америке об этом мечтать не приходится. К тому же там невозможно заниматься творчеством. Все куплено, к продюсерским центрам не пробиться. Востребована только коммерческая музыка, попса. За выступления в клубах надо платить большие деньги. Даже в районе пляжа Венеция… А ведь когда-то там начинали «Дорз» – самая независимая группа всех времен и народов!

– Держи! – Мориа, улыбаясь, похлопал парня по плечу и дал бродячему музыканту несколько купюр. – Хотя про «Дорз» ты заблуждаешься. Они тоже были в плену. Как и многие другие тогда, впрочем. Играй дальше, если уверен, что ты на правильном пути! В Париже действительно возможно все!

Парень от изумления не смог нас поблагодарить, только следил за движениями старика удивленно. Старик с мгновенно посерьезневшим выражением лица прошел к кассе и купил нам билеты.

– Почему ты дал ему деньги? – изумился я.

– Знаешь историю Рода Стюарта?

– Известного музыканта, певца? У него еще, кажется, вокал считается уникальным – с хрипотцой?

– Да, да, – раздраженно закивал Мориа, – только он не всегда был известным и вокал его «с расщеплением» не всегда считали выдающимся. Однажды молодой бродяга, мечтавший к тому же о карьере футболиста, спел для пьяной компании на улице да и заснул прямо на тротуаре. А утром нашел в кармане записку – приглашение в продюсерский центр. Кто знает, может, этому парню тоже повезет. Едем теперь!

– А правда, что в Москве красивое метро? – спросила Моника. – Многие говорят об этом. А еще, что на экскурсии туда ходят.

– Правда, – ответил я. – Самые красивые станции построены в тридцатые годы прошлого века, во времена, когда страной руководил Сталин. Поэтому они – памятник имперской роскоши того времени: высокие потолки, статуи, полудрагоценные камни, украшения… Мне всегда казалось, в них что-то от греческих храмов. Еще у нас есть веселые дежурные, они разговаривают с пассажирами через громкоговоритель и очень поднимают настроение по утрам. Кстати, недавно появилась станция, повторяющая вход в метро «Пер-Лашез»…

– Хорошо, хоть не вход на кладбище! Парижское метро, наверно, не так пафосно, для туристов существуют отдельные станции и специальные поезда. В вестибюле центральной станции «Пале-Рояль» стоят копии скульптур из Лувра, на станции «Эколь Милитэр» – копии статуй Родена. На станциях «RER», они просторнее, – бывает, даже дегустации вина проходят, праздники устраивают, – вступил в разговор Мориа.

– В Москве пока такое, по-моему, в голову никому не приходило.

– А зря! Метро – это место, где человек проводит много времени. В Париже говорят «метро – було – додо» (метро, работа, сон). Украшений минимум. Хотя оно одно из старейших в мире, и тоже есть красивые станции.

Платформы на станции оказались разнесенными по разным сторонам путей. Мориа нажал кнопку на двери вагона, и мы вошли в вагон, где было довольно много праздных афрофранцузов. Старику Мориа никто и не подумал уступить место, хотя публика преобладала молодежная. Он, однако, и не претендовал на уважение к сединам, весело поглядывая по сторонам.

– У парижского метро странная биография, – повернулся к нам Мориа. – Первые линии прокладывали под улицами так, чтобы не задеть подвалы и погреба домов. Поэтому некоторые ветки получились кривыми, а многие станции вынесены немного вбок. Первые вагончики были деревянными…

– Видишь, там спят бомжи! – старик показал на начало вагона.

– Они целый день катаются в метро? У нас некоторые бомжи так поступают на кольцевой линии. Спят целый день, к ним подойти боятся. В час пик бывает: поезд полный, а только там, где спит бомж, никого! Пока милиция его не вытащит.