Дан Маркович - ЛЧК (Записки старого человека)

Я вспомнил, как Гертруда подходит к Блясу - с некоторой опаской, хотя гораздо сильней. Что же, может быть. У котов тоже так - боятся того, кто в детстве бил, и только случай может что-то изменить.

Солнце палило вовсю... жара... говорить больше не хотелось. Худосочная река кое-как текла в неразрешенном направлении, брошенные ею берега изнывали от зноя. Хрюшки затихли в полутьме сарая, прорезанной острыми лучами света, пробивающего дощатую крышу. Выгонять или не выгонять свиней в овраг - побегать? Решили, что жарко им будет... и нам жарко, придем к вечеру-доделаем дела.

* * *

Вернулись мы на закате. Сарай был разрушен, сметен до основания, стояла только дверь и жалобно пела, покачиваясь от прилетевшего ветерка. Никто и сказать ничего не мог... Аугуст очнулся первым - "где свиньи?.." Одну поймали тут же, рядом, ничего ей не сделалось, а другую искали до темноты. Бляс плюнул, махнул рукой - "жива - завтра найдем..." Но свинья пропала. Роман был мрачен:

- Ну, кто... ясно - кто, а поди докажи...

Аугуст снова стал уговаривать:

- Дай ему свинину, а, Роман?..

- Не-е, я теперь там спать буду, а что?.. тепло, воздух свежий...

Сарай, конечно, отстроили, поросенка одного Бляс привез, купил, и с тех пор стали сторожить свиней. Все долго уламывали упрямого толстяка "сходи к Анемподисту..." Наконец он пошел.

- Свинины не будет.

- Как не будет?.. - Анемподист чуть пульт не уронил.

- Кто-то разбойничает, сарай разрушили, свинья пропала - значит, плачу тебе половину.

- Как половину?.. Ты это брось... А ты, говорят, в колхоз не вступаешь?

- Я колхозу овощами плачу.

- Ну, разберись, разберись с Гертрудой, не шуми, не буянь... Комиссия будет, вот пусть и решает.

Не хотел он решать, а может, и не мог, но обещал, что со свиньями больше ничего не приключится. Охрану мы сняли - и действительно, ничего больше не приключилось.

За дикими яблоками

Если идти не спеша по дороге, вдоль реки, то через полчаса примерно увидишь среди деревьев одноэтажные домики. Это бывший пионерский лагерь, за ним старый, заброшенный сад. В саду у дома яблок почти не было, а здесь деревья облеплены маленькими кислыми плодами. Лариса говорила, что они гораздо полезней культурных яблок. Как-то раз они с Марией и Анной пошли туда, и я попросился с ними - посмотрю это место, да и принести помогу.

У самых домиков обрушилась земля и получился овраг метров пять глубиной - молодой еще. Глина здесь удивительная, самых разных цветов и оттенков - и почти белая с синеватыми прожилками, как мрамор, и угольно-черная, и красная охра - бери и рисуй... и какая-то зеленая, и цвета тела - розовая... На дне оврага по глине бежит, подпрыгивает ручеек звенящая вода, где-то выше находится родник.

Сначала собирали с азартом, но скоро солнце стало преследовать нас, работа разладилась, и начались разговоры. Мы собрались под деревом, сели отдохнуть. Лариса спрашивает:

- Мария, говорят, вы ездили к Стене?

- Это было как свадебное путешествие. Когда я увидела, как солнце заходит за нее вечером - как за гору, то поняла - Аугуст ненормальный... Там в лесу был хутор, мы сняли комнату, жили три недели. Раньше мы часто ругались - я все не верила ему, да и характер мой... а эти недели - лучшие, кажется, в жизни... Потом решили попробовать. И с нами еще один, местный тоже хочу, говорит. Я сразу поняла, что за тип, а Аугуст лопух лопухом... Как стемнело, вышли из леса, поползли, метров триста оставалось. Аугуст говорит - я на разведку-и вперед пополз. Мы лежим, время идет... А этот стал ко мне приставать. Я отбиваюсь, а сама смеюсь-надо же!-приползли, на самый священный забор покушаемся-и вдруг такая пошлятина... Аугуст что-то услышал - и назад. Они сцепились... и тут нас осветили прожекторами... А до этого я в институте работала, город был, жили. Суетились, спешили - боялись войны, все неприятеля ждали, а сами друг друга не жалели, грызли как могли. Был один человек интересный, он погиб. Академик был особенный, театральный, смешной мужчина, но не злой. А вокруг них мошкара мелкая, ни жить по-серьезному, ни в жизнь играть не умели... Вот Лариса еще работала там, с Антоном...

- Что этот институт?.. Мираж, и все надежды на него - мираж,-махнула рукой Лариса, - скажите лучше, что делать с котами. Антон говорит, план в этом году большой.

- Гертруда не посмеет явиться ко мне, - сказала Мария, -так что давайте всех на пятый.

- Кто его знает, обнаглеет и явится, - возразила ей Анна. - Твой Крис храбрец, а Серж такой неприспособленный... Лариса вздохнула - ее Вася снова забыл про дом родной.

- Вася не пропадет, - сказал я ей, - налет ему нипочем, он смелый и быстрый парень... "А с Феликсом надо поосторожней, - подумал сам, - старый, опытный кот, но резвости может ему не хватить. И не возьмешь на руки, не убережешь под мышкой, как я в детстве спасал котов от собак. Это, брат, другие охотятся звери..."

Огороды

Хозяйственная наша система была отточена и отполирована и доведена если не до совершенства, то до прозрачной ясности девятью поколениями людей, работавших в строго заданном направлении и пренебрегавших теми обстоятельствами, которые, с их точки зрения, не стоили внимания... Все мы, за исключением Бляса и Антона, были пенсионерами и получали свой суп. Десятую часть супа мы возвращали Анемподисту, как налог в пользу жэка. Бляс от пенсии отказался - "сам кого угодно прокормлю", а Антон получал зарплату. С деньгами было сложней: существовал магазин, и в нем что-то было, но на каждый товар полагался специальный талон, он назывался "приглашением", а талоны были у жэковцев. Антон, Бляс и все, к кому деньги так или иначе попадали, добывали, конечно, талоны, и все были довольны. Крылов говорил, что система корнями уходит в историю, и многозначительно морщил лоб. Но все это касалось только предметов роскоши, как чай или пустырник, а в основном мы кормились сами - выращивали овощи на земле и десятую часть урожая отдавали Анемподисту в пользу жэка. Бляс держал свиней и за это платил Анемподисту налог свининой, кроме того, он продавал мясо в жэк за деньги и талоны, "наживался", как они жаловались, а нам с Аугустом платил свининой за работу. Он предлагал и деньги, которых у него были залежи, но нам деньги нужны были редко, и толстые пачки пылились в шкафу у Бляса на втором этаже.

Но это было не все. Все мы состояли в колхозе - Бляс главным свиноводом, Аугуст - бригадиром овощеводов... а председателем избрал себя Гертруда. И опять все хорошо - никакого тебе единоличного хозяйства... Но корыстолюбие расшатает любую сколь угодно прочную систему - Гертруда решил добиваться своей "десятины": "Анемподисту Анемподистово, а колхозу колхозное отдай..." Аугуст плюнул и стал платить овощами, а Бляс платить свининой отказался - "хватит дармоедам и того, что в жэк идет". Из-за этого между председателем Гертрудой и свиноводом Блясовым шел нескончаемый спор. Крылов считал, что основная причина противоречия в неотделении города от деревни; это отделение, по его расчетам, давным-давно должно было произойти. Он говорил, что двойной налог - варварство, и пора выработать принцип более прогрессивный, что-то вроде "колхозник подчиненного мне бригадира - не мой колхозник".