Юрий Алкин - Мат

Он открыл дверь и шагнул через порог. Никого. Кии, выстроившиеся в ряд, словно винтовки, аккуратный пестрый треугольник шаров на столе, чей-то джемпер на кресле. Просто комната для невинных игр. Но совсем недавно в ней происходила другая игра. Странная, грозная и в то же время нелепая игра, в которую люди играют бессчетные тысячи лет. Два человека вошли сюда. Два ничем друг другу не обязанных, ничего особо друг для друга не значащих человека. Каждый со своими желаниями, мыслями и мечтами. А вышел отсюда только один. Второй, покидая эту комнату, человеком уже не был. Теперь он был подчинившимся, он был раздавленным, он был уничтоженным. Он был рабом. Его желания стали неважными рядом с желаниями его повелителя. Его собственные мысли уступили место потугам угадать мысли повелителя. И его мечты исчезли навсегда. Отныне по-настоящему он мог мечтать только об одном – о жизни без повелителя.

В этой ничем не примечательной комнате из двух людей возникли Повелитель и Раб. Каждый занял свое место точно так же, как многие-многие люди до них. И пусть от этих двух слов веет мрачной стариной, и пусть современное общество беспечно называет эти понятия пережитками древности, ничто не изменилось так мало до наших дней, чем эти две роли. Само отрицание этих слов – не более чем успешная попытка нынешних повелителей отвлечь от своих целей внимание будущих рабов.

Так было, так есть и так будет. Там, где есть два человека, рано или поздно возникнет борьба за власть. Там, где есть борьба за власть рано или поздно возникнут повелитель и раб. Он вдруг осознал это с пронизывающей ясностью. Ты можешь жить долгие годы, не подозревая об этом. Но однажды ты войдешь в такую комнату. И в ней станешь повелителем или рабом. Середины не дано. И выбор можно сделать лишь один раз. Став рабом, ты останешься им, даже если твой повелитель умрет. Став повелителем, ты останешься им, даже когда твой раб падет. И если у тебя есть повелитель, то, даже заимев своих рабов, ты останешься рабом. Высокопоставленным рабом. Середины не дано. Не дано…

Скрипнула дверь. Майкл поднял голову.

– Свитер забыл, – радушно улыбаясь, сообщил Кевин. – А ты что, ждешь кого-то?

Майкл молча смотрел на него. Кевин вопросительно нахмурил брови.

– Все в порядке?

Майкл не отозвался. Он смотрел, не отрываясь, на Кевина, смотрел с равнодушным интересом энтомолога, встретившего неплохой, но отнюдь не редкий экземпляр для своей коллекции. Кевин вновь улыбнулся и непонимающе посмотрел по сторонам, словно ожидая увидеть за спиной жестикулирующего шутника. Такового в пределах видимости не обнаружилось, и улыбка медленно сползла с его лица.

– В чем дело, Майк?

Майкл склонил голову и отозвался все тем же молчанием. Кевин еще раз огляделся.

– Майк?

С таким же успехом он мог обратиться к креслу. Кевин сделал шаг к Майклу. Затем остановился.

– Новое задание? – неуверенно поинтересовался он. Молчание возвестило ему, что ответа не последует и на этот раз. Кевин потряс головой.

– Так, я здесь тебе не помощник. Молчи один.

Майкла такой вариант, похоже, устраивал. Кевин пожал плечами и, недоверчиво поглядывая из стороны в сторону, проследовал к стулу. Подняв джемпер, он хотел было что-то сказать, но раздумал и, метнув на неподвижного, словно Будда, Майкла недоверчивый взгляд, пошел обратно.

– Надеюсь в какой-то момент услышать объяснения, – довольно сухо произнес он уже в дверях и занес ногу над порогом.

– Они сразу умерли?

Кевин медленно вернул ногу на пол.

– Кто?!

– Сам знаешь, – сказал Майкл таким тоном, словно этой фразе предшествовала нормальная беседа, а не загадочное молчание.

– Зачем ты спрашиваешь? – Кевин вернулся в комнату. Теперь на его лице не было даже малейших следов радушия.

– Любопытно.

– Это не самая подходящая тема для любопытства, – медленно сказал Кевин.

– Ты говорил, что с тех пор ты один?

– Один.

– Значит, все подробности рассказывать некому. Вот и расскажи.

– Зачем ты спрашиваешь?

– Я уже ответил, – терпеливо сказал Майкл. – Из любопытства.

– Из любопытства, – повторил Кевин, пристально глядя на него. – Из любопытства… Хорошо.

Он вдруг резко присел на стул, возле которого стоял.

– Тогда тебе должно быть любопытно узнать, что мальчики умерли на месте. Старшего пытались спасти, но это было бесполезно. Все было бесполезно. – Он как-то судорожно сглотнул и невидящим взглядом посмотрел в пол. – А Молли прожила еще два дня. Любопытно, да? Она не могла говорить, но все понимала. И у нее была такая трубка… – Его рука описала полукруг. – Она все понимала. И она знала, что мальчики не выжили. Ей сказали. Какой-то придурок сказал. Я хотел, чтобы она не знала, но было поздно. Ей все сказали. Очень, очень любопытно. Правда? Я сидел с ней рядом и знал, что еще день или два – и ее тоже не станет. Хотя это они мне не хотели говорить. Меня они жалели. Понимаешь, меня они жалели. А ей сказали про ребят. Но я все равно знал. Тебе это должно быть очень любопытно. Это ведь такая любопытная история. – Его голос становился все глуше и глуше. – Я сидел с ней два дня. А они только меняли капельницу. Ничего больше они делать не могли. И так эти два дня – это больше… Понимаешь, больше, чем она должна была прожить. А потом она… Кевин медленно поднял голову.

– Она… – он осекся, глядя на Майкла. Майкл широко улыбался.

– Ты что? – лицо Кевина окаменело. – Смеешься?

– Нет, – усмехнулся Майкл. – Просто наслаждаюсь рассказом. Да ты продолжай, продолжай.

– Ты… ты, – Кевин поднял ладони и отвернулся, словно отказываясь верить в то, что видели его глаза. – Да у как тебя вообще язык поворачивается?..

– Не волнуйся, – подбодрил его Майкл, – рассказывай. Так что там с ней на третий день приключилось? Вознеслась? Или умоляла простить ее?

Кевин вскочил, словно подброшенный невидимой пружиной.

– Сволочь, – прошипел он, тяжело дыша. – Это тебе дорого обойдется!

– Сядь, – сказал Майкл незнакомым голосом.

– Ты мне еще указывать будешь!

– Сядь, – негромко сказанное слово прозвучало необычайно отчетливо и веско.

И неожиданно Кевин повиновался. Он снова опустился на стул и замер, поблескивая на Майкла глазами из-под насупленных бровей.

– Негодование побереги до завтра. Оно тебе еще понадобится.

– Что ты себе позволяешь? – хрипло спросил Кевин.

– То, на что имею право. А что, собственно, тебя так обижает? Ты на что рассчитывал – на сочувствие?

– Ну, т-ты… – Кевин с гримасой омерзения качнул головой. – Какое там сочувствие. Приличия хотя бы соблюдал.

– А я их и соблюдаю. Иначе я бы этот спектакль давно прервал.

– Что?! – Кевин подался вперед, как будто хотел снова вскочить.