Андрей Осипович-Новодворский - Эпизод из жизни ни павы, ни вороны

«Поздравляю вас заранее с Новым годом. Меня постоянно перевозят из села в село, и я не знаю, когда буду в состоянии снова написать к вам. Надеюсь, что скоро отправят в город. Тогда будет хорошо. Желаю вам всего-всего хорошего! Целую тысячу раз ваши ручки, глазки… Не грустите и не плачьте, слышите? Не то — я рассержусь. Я хочу, чтоб вы провели праздники весело. Зажгите несколько свеч, разоденьтесь как можно лучше и пригласите гостей: Верочку, Лизу, Наташу… Я буду с вами, дорогая моя тетушка…»

Тетушка слушала с напряженным вниманием и градом роняла слезы. Голосок Верочки задрожал, и она перестала читать.

Прошла тяжелая, гнетущая минута.

— Ты видишь, Верочка, я ведь всё исполнила, всё? Только Лизы и Наташи нет… Их тоже… Я всегда слушалась ее…

Тетушка заговорила довольно связно, и длинна была эта довольно связная речь.

Всегда слушалась. О, Женечка таки баловница, надо отдать ей справедливость! Впрочем, можно наверное сказать, что нигде не было, нет и не будет такого доброго и прекрасного ребенка. У нее в детстве были чудные пепельные волосы, гораздо светлее, чем теперь, длинные черные ресницы, загнутые кверху, и большие голубые глаза, как две звездочки. У тетушки хранится локон ее волос, на груди, в медальоне. Вот он. Неизвестно, в каком городе ей придется жить; но во всяком городе есть общество, и она получит платье как нельзя более кстати. Это будет сюрприз. Женечка никогда не позволила бы сделать себе дорогого подарка, если б у нее спросить. Роскошь, говорит. Заметила ли Верочка, какие у нее, Женечки, были повелительные брови? Вот портрет на комоде. Тетушка пошлет ей также свою карточку. Лучше всего будет сняться вот в этом платье, не правда ли? Как лучше: в шляпке или без шляпки? Ну, можно и без шляпки, так: цветок в волоса, чтоб вид веселый был… Еще вопрос: как ей послать этот жемчуг, браслет, кольца и серьги? Как бы ее там не ограбили! Тетушке всё это не нужно. Только сегодня надела, а то двадцать лет и не дотрагивалась… Ах, она берегла эти драгоценности для приданого!.. Семейные драгоценности. Господи! и кто бы мог предвидеть! Ей иногда кажется, что всё это — только продолжительный мучительный сон…

— Верочка, друг мой! Правда, это сон?

— Тетушка!..

Думала она и так: продать вещи, чтоб послать ей побольше денег; но Женечка, надо сказать правду, не умеет обращаться с деньгами. Они и здесь жили очень бедно. Конечно, доходы тетушки невелики, всего пятьдесят рублей в месяц, но на них можно жить прилично. Женечка всегда раздавала половину этих денег: то подругу нуждающуюся найдет, то другие надобности… Тетушка этого нисколько не осуждает — разве можно осуждать ангелов? — но теперь там бедняжке самой деньги нужны…

Удивительные, однако, бывают генералы! «Не посещали ли вашу племянницу подозрительные лица?» Женечку-то! Ну, не подозрителен ли он сам после этого? О, тетушка хорошо бы ему ответила, если б могла тогда говорить! Но она была слишком убита; язык не повиновался ей. Это случилось ночью. Пришли — и сказали: «Вы, говорят, невеста — так пожалуйте!» Ах, это было ужасно! Тетушка чуть с ума не сошла. Счастье еще, что вежливы, а то бы она им все глаза выцарапала! Офицер какой-то, довольно обходительный. «Вы, сударыня, не беспокойтесь: только на полчасика». Хорошие полчасика! На другой день тетушку тоже увезли куда-то и назад привезли. Потом она ходила-ходила, ходила-ходила. «Чего эта старуха тут шляется?» Наконец увидала-таки генерала — и в ноги…

«Нельзя, говорит: ваша племянница — невеста…»

И кто это такой слух распустил! У кого будто невеста, тому будет легче… то есть если невеста обвенчается и отправится вместе… Что это теперь делается, Боже праведный! Ну, если невеста еще настоящая, любит, то это понятно… Она куда угодно пойдет. Только женщина может так любить, Верочка!.. Но Женечка совсем не знала, даже не видала никогда его, жениха! Приходит раз бледная-бледная, глазки блестят, а сама дрожит вся… «Я, тетушка, неве…»

Тетушка залилась плачем и упала на грудь Верочки. Ветер злобно ударил в окно; мышь пискнула в подполье; лампа догорала и слабо вспыхивала; портрет Женечки улыбался на комоде.

Верочка успокаивает: это вредно. Ребенок! Знает ли она, понимает ли?… Что такое «вредно»? Может ли быть что вредно тетушке, старому хрену, не сумевшему предупредить такой глупой случайности? Ведь у Женечки письма нашли! Письма «жениха». Ха-ха!.. Она с ним в переписку через кого-то вступила… Хотели надуть!.. Тетушка должна была, как собака, сторожить у двери и предупреждать малейшую опасность; а когда случилась беда, она должна была уехать вместе с Женечкой… Ах, как ей этого хотелось! Но Женечка решительно воспротивилась. Впрочем, надежда еще не потеряна. Тетушка — Верочке можно это сказать — человек опасный… Она принуждена была даже с прежней квартиры съехать в гостиницу. Хозяйка так именно и сказала: «Уезжайте себе! Вы человек опасный… Не очень приятно, чтобы постоянно под окнами шныряли»… и опять: что с женихом сталось? Он, как слышно, поручал отговаривать ее…

— Верочка!! — Тетушка вдруг совершенно неожиданно вскочила как помешанная, с дикими, огромными глазами, затряслась и вскричала не своим голосом: — А что, если она теперь, в эту самую минуту, всё едет, всё едет?!

Она начала ломать руки и забегала по комнате, как только что пойманный зверь в клетке. Верочка побледнела как полотно и совсем растерялась. На четвертом повороте тетушка круто остановилась, словно запнулась за что-то, схватилась рукой за грудь и зашаталась. Верочка одним прыжком подскочила к ней…

В эту минуту по коридору проходил какой-то офицер под руку с дамой. Им было тесно, и он ногою прихлопнул тетушкину дверь. Жильцы возвращались; Новый год начался.

На следующий день, утром, я снова был у номера тетушки. Дверь была раскрыта настежь. Верочка сидела у окна, положив оба локтя на стол и закрыв лицо руками. На диване дремала какая-то ветхая старушка салопница, а тетушка, в виде бездыханного трупа, лежала на кровати, прикрытая простыней. Еще не принесли ни стола, ни свечей. Комната была не убрана. Подсвечники стояли на вчерашних местах; на полу валялись черепки разбитого блюдечка; из полуоткрытого шкафа выглядывало розовое атласное платье; портрет Женечки, окруженный цветами и лентой, улыбался на комоде…

1880

Маленький, с объективной точки зрения и гроша не стоящий сувенир, в виде револьвера системы Лефоше, с ослабевшею пружиною, гладким, истертым стволом, расшатанным барабаном и кусочком ремешка на конце полинялой ручки. Это, однако, одна из самых драгоценных моих вещей. Он всегда лежит у меня на письменном столе, исполняя мирные обязанности пресс-папье, и не имеет в себе ровно ничего, что напоминало бы о смерти и разрушении; напротив того, через согнутый на сторону курок и собачку проходит голубая ленточка, как щегольской галстук на шее молодящегося, но развинченного «дядюшки», который старается еще сохранить молодцеватость мышиного жеребчика, но ничьей добродетели уже угрожать не может, а на боковой стороне, на дереве, нацарапано самыми нежными каракульками: «Souvenir».