Исаак Шапиро - Черемош (сборник)

Тикан в меру погорланил, и к завгару – авось повезет. К счастью, Игнатьич в благом расположении, по-человечьи вякает:

– Ты ж, халдей, всегда плачешься: другим дальние командировки, тебя на приколе держат. Вот, пожалуйста, езжай на юг, позагораешь!

– Так ведь зима! Двадцать градусов на улице!

– Ну и что? А жара сорок градусов в тени – это курорт? Езжай, брат, не бузи…

– А чё я как проклятый, за крайнего?

– Резина хорошая, – вздохнул Игнатьич.

Тикан поджал губы. Верно: новая резина, упираться нечего. Взял пару запасных цепей, бочку бензина, полканистры масла, на всякий пожарный…

А дома, как обычно, пустая говорильня. Стефка не удержалась, явила свою подколодную натуру, злобой капает: мол, воду всегда возят на ишаках.

Однако термос зарядила черным кофейком, шарф мохнатый в сумку, жратвы навалом, чтоб не тратился, и – айда!

Машина шла легко по течению дороги. Здесь Тикану любой поворот знаком, самый малый мосток памятен. Зимой одно хорошо: снег сглаживает бугры и колдобины. Каждому болту, любой подвеске в машинном организме удовольствие катить по ровному, без ухабин. Зато весной ямы опять откроют свои подлые зевала. Как ни крути, все ямы не перехитришь, по ним трюхать – рессор не напасешься. Тут наверняка ремонта не было со времен Франца Иосифа.

Командировка направляла Тикана в Гудово – преддверье Карпат. В трех километрах за селом тамошний колхоз имел в урочище каменный карьер. Из года в год, при любой погоде бригада гуцулов колупается в разрушенной скале. Бьют клинья по чуть заметным жилкам на камнях, короткими зубилами раскалывают бут до нужного размера и вручную грузят его на машины.

Машины арендовала контора по укреплению берегов. Ходка не меньше ста километров в один конец. А камень шел на габионы и фашины, мостить дамбы и, понятно, на калым.

В долинах, где камень не водится, скальный бут покупают как стройматериал, на фундамент. Клиента найти нетрудно, и шофера из автоколонны хорошо кормились этой работой.

Однажды сюда нагрянул Петр Шелест, личность в ту пору известная. Похож был на Хрущева, как две копейки одного выпуска. И Тикану – тезка, а хорошее имя не дают кому попало. Правда, «нагрянул» неточно сказано. Шелест не контролер в троллейбусе, чтоб нагрянуть. Должность другая: первый сек ретарь. Персек – не шавка.

Его здесь ждали. Ворота правления украсили портретом гостя и еловыми ветками. Председатель колхоза галстук пришпилил, мужики щетины побрили. А главное – вдоль следования, по гребню гор, как сказали, «по ключевым точкам», выставили дозорных. Из людей проверенных. На случай, чтоб ненароком каменюка или бревно не скатилось на крыши черных «Волг». Начальству известно: гуцульня – народ шебутной. Шутки у них тяжеловесные.

Шелест хозяйство одобрил. Продают даровой камень, и никаких затрат. Десяток вуек [23]молотками тюкают, а деньга идет немалая.

– Можно и паркет наладить, – предложил Шелест. – Бук, вот он, под носом растет. Техникой обеспечим.

И колхоз стал сушить паркетные плитки. Товар, между прочим, дефицитный. Не зря ведь в такую скаженную стужу начальство гонит машину на край света…

Тикан знал Карпаты, как свою Стефку, вдоль и поперек. Самые крутые спуски и подъемы отпечатаны в нем, как буквы в книжке. Правда, по заграницам, за бугром, ни разу не был, но законно считал: в мире нет места краше Карпат.

Тут в любом селе у Тикана кум, свояк или клиент давнишний. Кому гравий подкинуть, кому – лес. Молодайка попросит сено привезти, и сама на то сено заманит. Не откажешь.

Летом, бывает, заедешь на перевал, ближе к полонине, воздух голову кружит, такой сладкий настой, хоть стаканами пей. Горы – то земля на небе. Вниз вертаться не охота.

А сегодня глазам тоска. Все кругом бело, неживое. Возле хат деревья закостенели. Поля голые. Иногда мелькнет слева черная полоса Черемоша. А по верху хребта уже гуляет завируха.

День кончился, когда Тикан поставил машину возле Гудовского правления. Добро, в окнах крамныци, как зовут здесь магазин, еще теплился свет.

Взял бутылку «калганивки», лучшего не было, и потопал к знакомому бригадиру, ночевать.

Наутро Тикан подогнал машину задним бортом к дверям склада. Ящики с паркетом пудовые, но к бокам приделаны дужки, на иностранный манер, для удобства. Работяги споро, без перекуров, загрузили полный кузов. Накрыли брезентом, как положено. Бригадир документы принес.

– С богом, братка! Не забудь квитанцию. Брезент береги!

И снова телеграфные столбы спешили назад. Цепи на скатах хлобыстали по наледи. До полудня время пробежало прытко. Потом вереница сёл притулилась к левому берегу Прута, и дорога пошла петлять вместе с рекой. Не разгонишься.

Наконец вырулил на Молдавию. Дорога стала ровнее, но не легче. Ветер срывал с курганов снежный порох, рывками гнал его по долине. То вдруг взвинтит хлопья в высоту, несет по воздуху стоймя, кажется, будто над землей пляшет белый ведьмак.

Изредка появлялся лесок, запорошенный, низкий, и враз исчезал в дымной пелене. Горы здесь не выросли, люди привыкли, обходятся без гор.

В этих местах Тикан иногда вспоминал байку, как мужики решали называть новое село. Что у молдавана всегда на столе? Конечно, вино. А назовешь село «Вином», все пияки [24]поселятся. И сыр-кошковар – лакомый харч, когда есть, а нет его… звиняйте. Но не бывает молдаванского стола без желтого холмика кукурузянки. Даже золото ценят за то, что одного с ней цвета. Вот и назвали село – Мамалыга.

Рядом станцию пристроили, пусть тоже имеет веселое имя. А то ведь дадут кликуху, не отмоешься. Тикану встречались в поездках всякие Злодеевки, Нахаловки, Дрязги, Грязи и прочие лас ковые слова. Попробуй, скажи дивчине: напиши мне письмо, по адресу: село Замогильное. Пришлет поминальную молитву.

Когда Тикан служил в армии, был у них майор по фамилии Борщ. Его бы сюда назначить: станция Мамалыга, начальник – Борщ… Разумеется, от этой ерундовины у Тикана в глотке сладкий раздрай, и Стефкины пирожки пришлись к моменту. Корочка хрустит в зубах, мясная начинка сочная, с лучком и перчиком, как любит Петро. Умеет, стерва, кухарить, когда хочет. Он мог бы дюжину умять, но только четыре штуки себе позволил, чтоб не сморило.

В кабине тепло, а снаружи лютует природа. Поземок кидается под колеса. Снег уровнял шоссе с полями, нужно высматривать прежние следы, иначе окажешься в кювете. Дворники скрипят, сметают со стекла метель. Из-за сугробов еле видны хаты, будто присели.

Тикан заночевал в Оргеевской гостинице. То и дело вставал, выглядывал в форточку на машину, опасался за товар. Жулья развелось, как тараканов…

Ранним утром, затемно, двинулся на юг. Там какой-то гребаный совхоз паркет заказал для клуба. Срочно, зимой. Иначе не выдержат. Совсем охренели. Им сейчас паркет нужен как рыбе зонтик. А Тикан припухай в такой холодрыге…