Юрий Коротков - Виллиса (Танцующие призраки)

— Ешь, кому говорю! — отчетливо раздалось вдруг за стеной, и следом — басовитый рев.

Они переглянулись и одновременно прыснули. Игорь обнял Юльку. Им хорошо было вот так, вдвоем, в тихой темной квартире.

— Можно, я задам один вопрос? — серьезно сказала Юлька. — А ты ответишь. Но честно. Кто такая Лариса?

Игорь некоторое время недоуменно смотрел на нее, не понимая, потом закатил глаза и повалился на диван.

— Ну, матушка дает! Школьный роман. Все давно кончилось, по крайней мере, с моей стороны. А матушка хочет реанимировать отношения, чтобы спасти меня от тебя.

— Почему? Она красивая?

— Нормальная.

— Богатая?

— Дело не в этом. Она — нормальная.

— А я — нет?

— Ты — балерина.

Юлька пожала плечами.

— Теперь я, — сказал Игорь. — Только ты не обижайся, ладно?.. Когда вы танцуете там, каждый день, тебя ведь тоже… мужчины обнимают…

— Ты что? — удивилась Юлька. — Это не мужчины, это партнеры.

— Разговор был недавно… смешной… — Игорь замялся. — Парень один говорил, что балетные мужики перед спектаклем таблетки принимают, чтобы не реагировать…

Теперь Юлька повалилась от смеха:

— А ты что-нибудь чувствуешь, когда к тебе в метро прижимаются?

— Ну, смотря кто прижимается… — нашелся Игорь.

Он поцеловал Юльку. Она вскинула было руки, медленно опустила — не сопротивлялась, только смотрела круглыми, испуганными глазами в сторону, за окно…

…Там, далеко внизу, во дворе между башнями каталась на ледяном пятачке ребятня. Маленькая девчонка в заячьей шубке и шапочке-шлеме пыталась скользить спиной вперед, упала, сердито отвела руки матери, встала сама…

— А чего он подглядывает? — пожаловалась Юлька на портрет бородатого хозяина.

— Ну и пусть…

— Нет, чего он смеется?..

…Девчонка падала и вставала, падала и снова упрямо поднималась…

…На подоконнике стояли засохшие эдельвейсы, чуть подрагивая под сквозящим из щелей морозным воздухом. На стене белел изнанкой отвернутый к стене портрет…

— Пусти! — Юлька оттолкнула Игоря и села, быстро застегнула молнию на джинсах, одернула свитер и замерла, сжав виски ладонями.

Игорь попытался снова обнять ее, Юлька отстранилась.

— Ну, иди сюда… Чего ты боишься?..

— Я ничего не боюсь! Ну, да! Я согласна! Но я не могу сейчас, понимаешь, нельзя! — Юлька чуть не плакала. — Подожди до лета. Пожалуйста!

— Ах, вот оно что! — Игорь вскочил. — Опять твой дурацкий балет! Новый треугольник — он, она и балет! Такого еще не было!

— Пожалуйста, давай хоть раз не будем ссориться, — тихо сказала Юлька.

— Сейчас Япония. Потом экзамены. Потом тебя возьмут стажером — еще год? До следующего лета? Что потом будет?

Юлька подавленно молчала. Игорь метался взад-вперед по комнате.

— Сколько времени? — спросила она.

— Одиннадцать.

— Сколько?! — подпрыгнула Юлька. — Ты что, нарочно, да? Нарочно? Ты же знаешь, во сколько мне надо!

— Да почему я все время должен об этом думать?! Всю жизнь по часам жить?

Юлька, путаясь в рукавах, надевала куртку. Игорь мрачно смотрел на нее.

— Придешь завтра?

— Нет.

— Вечером я жду тебя здесь.

— Я не смогу.

— Что у вас там, концлагерь, что ли! Если захочешь — сможешь! В общем, я жду тебя с восьми часов…

— Ты что, приказываешь? — Юлька вскинула голову.

— Ну не может так бесконечно продолжаться! Кто-то должен уступить!

— Только не я! — Юлька распахнула дверь.

Придерживая на плече сумку, она бежала но тротуару.

— Что-нибудь случилось, девушка? — спросил молоденький лейтенант, открывая дверцу.

Фургон затормозил у подъезда училища.

— Спасибо! — Юлька помчалась вверх по лестнице, прыгая через три ступеньки.

Галина Николаевна читала под настольной лампой. Юлька остановилась рядом, с трудом переводя дыхание. Коридоры были темны. Воспитательница дочитала страницу, перелистнула…

— Галина Николаевна…

— Иди спать, — сухо сказала та, не отрываясь от книги.

Юлька сидела на подоконнике в темной комнате, курила в форточку, думала, сосредоточенно хмуря брови.

Вдруг насторожилась, высунула руку за окно, замерла, нетерпеливо поглядывая вверх. И вот в ладонь ей звонко шлепнулась тяжелая холодная капля. Юлька бросила сигарету, открыла окно и подставила под капель обе ладони. Потом прыгнула на спящую Ийку, провела ей по щекам мокрыми руками.

— Весна, Ийка! Слышишь, весна!

— Ты с ума сошла, да? — захныкала Ия спросонья. — Конечно, весна — конец марта!

Сокурсники еще тянулись в интернат после репетиции, а Юлька уже бежала им навстречу, застегивая на ходу куртку. Задержалась у стола воспитателя:

— Я до десяти, Галина Николаевна.

— Нет, — коротко ответила та.

— Я успею, честное слово! Только туда и обратно…

— Ты лишена увольнения. Юлька остолбенела.

— За что?

— За опоздания. Я тебя предупреждала.

— Галина Николаевна, пожалуйста, — в отчаянии сложила Юлька руки. — Потом хоть месяц буду сидеть! Честное слово! Хотите, вот здесь сяду, рядом с вами, и буду сидеть. Только сегодня, Галина Николаевна! Хоть на час! Мне очень нужно, очень, очень…

— Сядь-ка, — Галина Николаевна указала на стул. — Садись, садись…

Юлька присела на краешек, готовая тотчас вскочить и бежать.

— Я тебе расскажу одну очень интересную историю, — Галина Николаевна коротко усмехнулась. — Видишь ли… — на столе зазвонил телефон, она сняла трубку. — Да, интернат… Добрый… Не зовем. Это служебный телефон, — она повесила трубку п сплела пальцы. — Да, так вот… Я представляю, что это за час, который стоит месяца. Но я вправе тебе советовать, потому что… В общем, послушай. Училась в МАХУ девочка из Смоленска. Давно, ты не родилась еще. Способная была девочка, конкурс в Праге выиграла, Большой впереди светил. И работала, работала… И устала… И встретился ей в этот момент необыкновенный, а может, наоборот — обыкновенный, нормальный человек, который взял ее за руку и повел в другую сторону. И увидела девочка, что есть, оказывается, совсем другая жизнь. Другая — без вонючих, потных раздевалок, без кровавых тряпок на ногах — где не надо каждый день «через не могу». Кое-как доучилась, вышла замуж, родила, кончила институт, жила легко и счастливо. Нормально… А через много лет, когда дети выросли, девочка вдруг огляделась и увидела, что пусто кругом, холодно. Жизнь-то не получилась, а если и было что-то, то там, в начале… А кто виноват? Сама виновата, и муж виноват, и дети виноваты. И тот, кого рядом не оказалось, кто бы за волосы к станку подтащил и носом ткнул: здесь твое… И пошла девочка работать в интернат, чтобы хоть… у чужого костра…

Галина Николаевна помолчала, разглядывая надпись на шариковой ручке.

— Пойми, Юля, я не хочу, чтобы ты через много лет плакала в последнем ряду, глядя на подруг… Ты просто устала за год. За все восемь лет. Это надо пережить. Перетерпеть. Это с каждым бывает. Это пройдет, Юля… Ну, что молчишь? Скажи что-нибудь…