Лев Александров - Две жизни

Убеждение или, если хотите, вера в существование моего индивидуального сознания, вера, основанная не на логике, а на непреложном, непосредственно данном мне знании, означает в конечном счете убеждение в существовании Души (душа, дух, но не ум, не мозг: «spirit», но не «brain», не «mind», не "ghost"). Поэтому любой агностик и атеист, какими бы сложными логическими построениями он ни маскировал это, знает, что у него (у него во всяком случае) есть душа.

Поразительно: множество людей умом убеждены в том, чего они на самом деле не знают и не понимают, и (опять-таки умом) отрицают то, что знают наверняка.

Как я уже говорил, проблема индивидуального сознания, проблема души лежит за пределами науки. И не только сегодняшней науки. Есть множество научных проблем, лежащих за пределами современной науки так же, как, например, проблема радиоактивности лежала за пределами науки времен Галилея или Ньютона. Индивидуальное сознание лежит за пределами науки вообще, любой мыслимой науки. Ученые решат проблему мозга, ума, образования центральной нервной системы в ходе биологической эволюции ("решат" в рамках науки, то есть сведут эти проблемы к недоказуемым постулатам, пройдя с помощью логики путь от них до регистрируемых фактов). Проблема индивидуального сознания, которым наверняка обладаю я, по всей вероятности (чем я лучше других?) обладают другие люди, и, также по всей вероятности, обладает все живое, проблема души, не поддающейся научному анализу, то есть вопрос о том, что «существует» (человеческий словарь весьма ограничен) за материальным миром, хотя и тесно связано с ним ("ибо мир предметов и мир теней все же тесно связаны меж собой" — Ю.Левитанский), — все это и есть область истинной религии.

Я сказал "истинной религии", но можно было бы сказать и "любой религии". Независимо от форм, догм, случайных верований, систем принятых постулатов в основе любой религии лежит вера в существовании души. Стержнем мировоззрения каждого религиозного человека является абсолютная осознанная уверенность в существовании собственного индивидуального сознания, то есть своей души. Во всех других отношениях конкретные религии — просто ошибочные науки, то есть науки, не подчиняющиеся принятым правилам построения науки, способной на основании своих постулатов и логики описывать и иногда предсказывать факты материального мира.

Здесь не место говорить о положительной или отрицательной роли, которую играют различные конкретные религии в жизни человечества: дать оценку чрезвычайно трудно, и уж но всяком случае это лежит за пределами моей небольшой заметки.

Наряду с верой в существование души все конкретные религии (кроме иудаизма) объединяет вера в ее неуничтожимость, вера в существование той или иной формы «жизни» души после смерти тела. Появление такой веры вполне естественно. Наличие индивидуального сознания, точное знание каждым человеком, что он обладает этой неизмеримо более важной, чем любые материальные атрибуты, «вещью», делает, как правило, мысль о ее потере непереносимой. С этим, вероятно, связаны все учения конкретных религий о загробной жизни. Я полагаю, что этот вопрос не допускает ответа ни в рамках науки, ни в рамках религии. Научная постановка проблемы бессмертия души бессмысленна, так как само существование души не поддается научному рассмотрению. Это знание «дано» мне непосредственно, не может быть обосновано логически и доказательно сообщено другому. Недавние попытки научно-экспериментального решения этой проблемы с помощью анализа объективно проводимых интервью людей, переживших клиническую смерть (R.A.Moody, Jr. "Life after life" и др.), в этом отношении совершенно бессмысленны, поскольку, как и все регистрируемые наукой факты, не могут быть однозначно интерпретированы. Сказанное не означает, что опыты типа проводимых доктором Мууди не имеют смысла. Это настоящая наука, к тому же захватывающе интересная для огромного числа людей.

Религия также не может доказать или опровергнуть догмат о существовании души после гибели тела. В рамках человеческой логики из непреложного существования надматериальной души не следует ни обязательности ее сохранения, ни обязательности ее уничтожения вне доступной нам материи. Тот или иной ответ на этот вопрос может быть только делом веры каждого отдельного человека. К сожалению, никакой возможности экспериментальной проверки твоего личного решения этой проблемы, кроме смерти, не существует.

Буквально несколько слов о ложной проблеме возможности создания искусственного интеллекта. Наука отвечает «можно», так как решить, создан или нет искусственный интеллект, она может только своими методами, принципиально неспособными отличить объект, обладающий индивидуальным сознанием, от автомата, им не обладавшим. Религия отвечает «нельзя» потому что человек может «сделать» только материальное, а индивидуальное сознание таковым не является. Поэтому ставить этот вопрос безотносительно к тому, в рамках науки или религии он задается, не имеет смысла.

Все правильно. И сегодня все правильно.

Борис Александрович запер ящик и снова взялся за «Физиологию». Придется пойти в библиотеку, посмотреть последние "Эннуал Ревьюс", подобрать литературу по саркоплазматическому ретикулуму. Столько людей в мире занимаются наукой, страшно подумать. И все новые и новые факты, наблюдения, фактики, модельки. А новые идеи, новое понимание возникают так же редко, как десять, двадцать, сто лет тому назад.

Поздно вечером, когда Борис Александрович уже лежал в постели, телефонный звонок.

— Борис Александрович? Простите, что так поздно. Это Лютикова Валентина Григорьевна вас беспокоит.

— Никакого беспокойства, Валентина Григорьевна. Случилось что-нибудь? С Сережей?

— Сергей Иванович болен. Тяжело болен. Врачи говорят — безнадежно. Какая-то скоротечная форма рака легких. Он в Кремлевке лежит, за Кунцевым. Он просит вас приехать. Вы завтра во второй половине дня сможете?

— Конечно, в любое время, Валентина Григорьевна. Боже мой, я ничего не знал. Я ведь его месяца три назад видел. Здоровый, веселый.

— За вами Володя заедет, часа в четыре. Паспорт возьмите, там по пропускам.

Не больничная палата, а хорошая квартира. Большой холл, гостиная, спальня. Сергей Иванович полулежал в глубоком кресле, до пояса прикрытый одеялом.

— Здравствуй, Борис, заходи, садись. Что смотришь? Страшненький? За месяц половина от меня осталась. Меньшая и худшая половина. Давай сразу договоримся, не лицемерь, не утешай. Они все вокруг меня суетятся, слово «рак» боятся произнести. Я им подыгрываю, а тебе не стану.

Говорил Сергей Иванович тихо, с придыханием. Часто останавливался.