Салчак Тока - Слово арата

— Я! Я! Мы! — зазвучало со всех сторон.

И вот уже сотня всадников помчалась в Аксы-Барлык и Алдын-Булак. Араты с ходу набрасывали арканы на ограду, на купола монастырских строений и, гикая, нахлестывая коней, тянули арканы на себя. В клубах пыли рушилось хуре. В воздухе летали разорванные в клочья молитвенные книги.

Кто-то проткнул барабан. Трещали по швам занавески.

Жалкой кучкой сгрудились во дворе ламы. Большинство из них самого низкого ранга — хуураки, послушники. Тощие, оборванные, с выпирающими скулами, они стояли, опустив головы.

— Чаа! Нечего с ними разговаривать, — распорядился Бак-Кок. — Пусть разъезжаются по своим аалам и занимаются полезным трудом.

— Выращивайте скот! — подхватил Чыртак-оол. — Сами убедились: против вас народ ничего не имеет. Вас тоже обманывали.

Ламы, словно с аркана сорвались, засверкали пятками.

Ненависть бедняков к ламам и шаманам вскипела, как суп в котле, и выплеснулась разом, вдруг. Еще одна цепь спала с аратов.

Приступила к работе комиссия, назначенная ЦК. В нее вошли Шагдыр-Сюрюн, Седип-оол, Бак-Кок и Даландай. Меня ввели как министра просвещения.

Не обошлось без споров и здесь. Даже в самом Центральном Комитете не было единогласия. Сомневавшихся оказалось довольно много. Пугала сложность предстоящей работы. Никто, по существу, не знал, с чего начинать, по какому пути пойти.

Были не только «сомневающиеся». Даландай, Хонекпен и Элбек-оол отстаивали свою позицию:

— Может, в самом деле, заглянем в тангут… Или монгольскую письменность посмотрим. Все-таки мы издавна ею пользуемся…

Ну чем не Майдыр-ловун? А ведь не ламы — члены ЦК!

У этих троих было преимущество: они хоть немного, но владели монгольским языком. И на первых порах им удалось взять верх. По их предложению начали составлять проект на монгольской основе, хотя было очевидно, что такой проект будет на руку только ламам и феодалам. А тем и другим араты уже неплохо ответили. Бедняки с нетерпением ждали, что скажет партия. Как самого большого счастья, ждали араты свою, тувинскую письменность. Можно ли было обмануть их надежды?

В Москву, в ЦК ВКП(б), пошло письмо:

«Просим оказать научную помощь в создании тувинской письменности».

Шел июнь 1930 года. Комиссия продолжала работу. Вернее сказать — топталась на месте.

Сторонники тангутско-монгольской основы потихоньку разрисовывали таблицы и злорадствовали: у нас, кроме убежденности в своей правоте, ничего нет, мы не продвинулись ни на шаг вперед.

Но радовались они недолго.

В помещении, где мы обычно заседали, я ворвался, не помня себя от восторга:

— Друзья! Товарищи! ЦК ВКП(б) принял постановление оказать братскую помощь тувинскому народу в создании письменности. Академия наук СССР направляет к нам своих специалистов!

— Хаа! Теперь заживем! — Шагдыр-Сюрюн и Седип-оол, как заправские борцы, встали друг против друга.

Чтобы позлить наших противников, Седип-оол сказал:

— Я думаю, мы возьмем пример с прежде бесписьменных народов Советского Союза. Там уже есть опыт…

— Дельные предложения будут рассмотрены комиссией, независимо от того, кто их внесет, — поддержал я его. — Желательно только, чтобы предложения представлялись в письменном виде. На тувинском языке!

— Камбы Верхнего Чаданского хуре уже внес предложение, — почесал в затылке Бак-Кок.

— Какое предложение? — насторожился Даландай.

— Он сказал: «Кто не желает принимать тангутскую письменность, тот заодно с дьяволом». А других предложений, сказал камбы, все приверженные к религии не поддержат. После этого он взял да и уехал неизвестно куда. Может, товарищ Даландай знает, где теперь камбы? У них ведь одна платформа.

Даландай рассердился и хлопнул дверью. Мы расхохотались.

«Борцы» — Шагдыр и Седип-оол — закружились в танце орла.

Был жаркий июньский полдень. В верховьях Опдум прошумел дождь. Снова прояснело, и над Вилланами изогнулась семицветная радуга.

Я стоял на берегу, взволнованный ожиданием. Шесть лет назад мы уезжали отсюда в Москву. Сегодня мы будем здесь торжественно встречать дорогих гостей из Советского Союза.

Издалека донесся приглушенный расстоянием басовитый голос пароходного гудка, всколыхнув весь город. У каменного столба, где теперь пристань Госпароходства, — не протолкаться. Собрались, что называется, и стар и мал.

— Счастливый сегодня день! — Седип-оол от избытка чувств подхватил Шагдыр-Сюрюна, закружил его и поставил на землю, как мешок с шерстью.

— Отстань! — рассердился Шагдыр. — Я тебя сейчас в воду брошу! — Он замахнулся было, но тут же остыл, рассмеялся.

— Подплывают! Подплывают! — закричали на берегу.

Замедляя ход, к нам приближался пароход «Улуг-Хем». На мачте у него трепетал алый флаг. Что тут было! Ведь почти никто и никогда в жизни не видел «плавающий дом».

Река гостеприимно плескала ласковыми волнами в борта парохода. А берег бурлил, как разбушевавшаяся река.

«Улуг-Хем» замер, попыхивая клубами черного дыма. С кормы парохода, прогрохотав железной цепью, свалился в воду огромный крюк — якорь. На берег перебросили лестницу — сходни, и хлынул поток пассажиров.

Я сразу узнал одного из них. Он бежал по шаткому трапу, прогибая его, и приветственно махал рукой. Это был Леонид Дмитриевич Покровский.

— Здравствуй! Здравствуй, товарищ Тока! Ну, как вы тут живете?

Я кинулся к Покровскому, обнял его. Леонид Дмитриевич притянул меня к себе, поцеловал в лоб, взволнованно потеребил бородку, обернулся к встречавшим:

— Простите, товарищи! Позвольте представить вам. Мои друзья — Александр Пальмбах, Хамид Сейфулин…

Все знакомые — наши учителя!

Этим же пароходом в Туву прибыла большая группа советских врачей, педагогов, специалистов сельского хозяйства и промышленности. «Улуг-Хем» доставил также много различных товаров.

В тот день над Кызылом особенно ярко светило солнце. Так светло бывает в юрте, когда солнечный луч вдруг ворвется прямо в дымоход.

Когда улеглась суматоха и чуть приутихли взаимные расспросы, я махнул рукой Дажи.

Он подогнал машину и по-русски пригласил гостей:

— Пожалуйста!

— О-о, даже автомобиль! — улыбнулся Леонид Дмитриевич. — Хорошо живете.

— Да так себе автомобиль, неважный… Садитесь.

Дажи обиделся:

— Как это неважный? Новая машина!

— Ну, конечно, со старой не сравнишь! — подмигнул я.

Шофер расплылся в улыбке, вспомнив недавно списанную «черную быструю», и дал газ. Не разбирая дороги, прямо через кусты караганника он рванул к четырехкомнатному домику, отведенному для наших гостей.

На следующий день московских ученых принял Шагдыржап.

— Мы очень надеемся на вашу помощь. У тувинцев пока только один палец грамотный, который к бумаге прикладывают, — горько пошутил генсек. — А с отпечатками пальцев мы много не сделаем. Нам письменность нужна, как воздух, как вода. Без нее люди вне политики.