Александр Покровский - Сквозь переборки

– Дима…

– Ты устал меня слушать. Я понимаю.

– Да нет же!

– Шизофрения – штука заразная. Я тебя заражаю, и ты между двух огней. И со мной надо поладить, и командира ублажить. И вам дела нет до людей.

– А то, что я с тобой ночами не сплю, это как?

– А-а-а… да-да-да… как же… ночами. Так за это вам орден дадут. Орденок. Представят. Обязательно. Ты меня сбагрить хочешь. Думал же, хоть бы эта автономка поскорей закончилась?

– Думал.

– Молодец. Хоть сейчас не соврал. Я тут один, Женя. Совсем один. В этой железной штуке. Не с кем поговорить. Я даже рассказать ничего не могу. Все слова подбираю, чтоб тебя не спугнуть. Чтоб ты, Женя, от меня не сбежал. Боюсь я, что ты сбежишь. Бросишь меня. Таблетки в меня загрузишь – и все. А на пирсе сдашь меня, как старого, ненужного кота. На усыпление. Сивиллой быть очень страшно, Женя.

Очень. Никому не пожелаю. А этим, верхним, высшим то есть, мой мозг нужен. Мой ум. Мои впечатления. Они ими питаются. Обжаривают в сухарях. Перчиком только сдабривают. Вкус чтоб, значит, лучше был. А если что-то идет не так, то они подправляют. С помощью таких, как я. Забор ставят. Чтоб бык рогами ударился. Я для них забор. Это они мной других в нужную сторону направляют. Вот такая коррекция. Вот только плохой из меня забор. Совсем никуда. Ничего не могу. Не получается. Даже тебя не убедил. И запрут меня в сумасшедший дом. Друг Женя меня туда отправит. И мне там ежедневно будут личность мою поправлять. Менять будут мне личность. С цветной на серую. Чтоб, значит, я как все был. И чтоб – ни-ни! Не летал. Между мирами. И страхи все пройдут. И сознание свое по всей Вселенной не придется размазывать. Уснет сознание. Счастливым сном. Все должны быть одинаковыми, Женя. Тупыми и пресными. И чтоб никто не говорил. На древнемонгольском. Все должны английский учить. Вот это правильно. По учебнику. И чтоб никто не подумал о том, что учить-то ничего не надо. Человек все это давно уже знает. Все языки. Они у него в голове. В мозгу. Он просто не может их оттуда достать. Нельзя ему. Нельзя. Не разрешено. Команды не было. Поэтому у всех в голове опилки. И больше ничего. Время не настало. Дашь людям ум, а они глотку друг дружке станут рвать. Почему? Потому что они и так ее рвут, а уж с умом… с умом они это будут делать очень качественно. Ты, Жень, очень хороший человек. Ты ближнего своего не ешь. На завтрак. Это важно. Люди людьми должны быть. Сейчас проглочу твою таблетку. Извини, разболтался.

Дима, положил в рот таблетку, запил ее водой, вытянулся на кушетке и закрыл глаза.

Через минуту он уже спал.

– Товарищ командир! – Женя постучал в каюту к командиру.

– Да!

Увидев Женю, командир уставился на него:

– Ну, что опять?

– Ничего особенного.

– Тогда зачем вы пришли? Что-то есть? Необычное?

– Мне кажется, что там есть рациональное зерно.

– Мы договорились, что нам не кажется.

– Извините, товарищ командир.

– Ничего. Так что там нового?

– Даже если это шизофрения, товарищ командир, я бы прислушался к его видениям.

– Доктор! А нельзя ли с помощью снотворного, как мы с вами и договаривались, сделать так, чтоб я спокойно дотянул безо всех этих проблем до самого берега?

– Можно, товарищ командир.

– Так чего ж вы его не накачаете снотворным?

– Товарищ командир, я дал ему снотворное.

– Ну, и какая же у нас теперь проблема?

– Он все время говорит о том, что лодка получит повреждение в последний день похода. И под основной удар попадает старпом.

– Старпом?

– Да. Вы мне говорили, чтоб я докладывал обо всем, вот я и докладываю.

– И правильно делаете. Доложили. Хорошо. Это все?

– Товарищ командир, извините, но вам эта информация не кажется важной?

– Доктор! Я как-то уже останавливался на этом случае истерии, и мы с вами все обсудили.

– Я понял, товарищ командир, прошу прощения за беспокойство.

– Ничего. Хотя… впрочем, задержитесь.

Женя, уже повернувшийся, чтоб выходить из каюты, вернулся.

– Хорошо, доктор. Давайте еще раз. Изложите еще раз мне все его видения.

– Там все странно, товарищ командир. Такое впечатление, что ему дают пережить то, что должно произойти не с ним. И он переживает.

– Но вы говорили, что до этого были какие-то совершенно фантастические вещи.

– Было и такое, но это, как он уверен, было сделано только для того, чтоб привлечь его внимание.

– И все это во сне?

– Бывают видения и наяву.

– Какие видения были наяву?

– Он видел старпома с розовыми волосами.

Командир недовольно заерзал на стуле.

– Кажется, я об этом уже слышал. Розовые.

– Да.

– И о чем это, по-вашему, говорит?

– Пока непонятно, но он уверен, что старпом погибнет в отсеке, когда в отсек пойдет вода.

– Вода.

– Да. Он уверен, что лодка получит повреждение. Он говорит, что ее, как ножом, разрежет, но погибнет при этом только один старпом.

– И какой отсек, по его мнению, получит повреждение?

– Это он не сказал. Но повреждение будет получено в последние сутки.

– В последние сутки мы идем в базу. Хорошо. Допустим, но в отсеке кроме старпома есть еще люди. Что с ними?

– Он уверен, что им ничего не грозит.

– То есть только старпом?

– Только старпом.

– Странно. А розовые волосы? Это, по-вашему мнению, с чем-то связано?

– Непонятно.

– Отчего у человека могут быть розовые волосы?

– Я думаю, от отравления.

– От отравления? Так старпом в его варианте погибает от чего? От отравления или все-таки от воды?

– Он говорит о воде.

– Хорошо. Я понял. Идите.

Командир задумался.

– Если что-то еще будет, мне докладывать, товарищ командир?

– Да, да, конечно.

– Есть.

Женя вышел.

– Дима! – Кто-то назвал его имя.

– Дима! – Позвали еще раз.

Он знал, что он спит и все это ему снится, и все-таки он открыл глаза.

Перед ним стояла Лена.

– Я сплю, – сказал он.

– Ты не спишь, – ответила ему Лена.

Лена была очень красива, и платье воздушное. Она стояла в проеме двери, и за ней был солнечный день.

– Вставай, уже солнце встало. Пойдем купаться. Лето, а мы еще не купались.

– Не купались. Но я ведь еще в автономке.

– Ты давно уже не в автономке. Ты дома. Это наш дом. Нравится?

– Нравится. Но как же? Я же спал. Женя дал мне снотворное.

И тут его осенило: Лена ничего не знает. Как же ей сказать, что он болен и, возможно, неизлечимо? Но это же сон. Значит, все можно.

– Это не сон. Все, что было до этого, – вот это сон.

– Да нет же! Я на корабле в море. Нам двое суток осталось. И я заболел. Я должен тебе сказать, что я очень серьезно болен.

– Ну хватит! – Лена начала сердиться. – Твои автономки мне уже надоели. Какие автономки? Это было десять лет тому назад. Все уже прошло, забыто. Ты обещал. Но всякий раз все повторяется. Просыпаешься, и все начинается с автономки. Очнись, приди в себя. Уже десять лет нет никаких автономок. Твоему сыну уже девять лет. Денис! Иди разбуди папу.