Одри Ниффенеггер - Соразмерный образ мой

— Какой-то жуткий тип, — сказала она. — Никогда не выходит из дому?

— Откуда я знаю? Разговаривает супервежливо. Ну да, он, конечно, шизанутый, но ты же знаешь, среди англичан много таких безобидных чудаков.

Близнецы принялись снимать с кровати одеяла и постельное белье. Оттащив все это в ванную, они попытались отжать воду.

— Пледы можно выбрасывать.

— Да что ты, это всего лишь побелка. Отойдет. Надо только замочить. — Валентина вставила затычку в сток ванны и пустила теплую воду.

— Короче, я обещала прийти на чай; надумаешь — присоединяйся. По крайней мере, познакомишься. Сосед, как-никак.

Валентина пожала плечами. На кровати оставалась только кастрюля, в которую стекали последние капли. Близнецы перешли в гостевую спальню (которая тоже успела отсыреть) и легли спать, размышляя о предстоящем ремонте и чаепитии.

Близняшек, каждую по-своему, тяготила девственность.

Джулия пыталась экспериментировать. В старших классах она целовалась с мальчишками и/или позволяла им вольности в автомобилях, в родительских спальнях одноклассниц, когда эти самые родители уезжали за город, однажды — в женском туалете ресторанчика «Нейви пиэр» и несколько раз на пороге стандартного дома Джека и Эди, который она с радостью променяла бы на большой викторианский особняк с открытой верандой, где можно сидеть с мальчиком на подвесной скамье и лакомиться мороженым, слизывая его друг у друга с губ на глазах у Валентины, которой оставалось бы только шпионить за ними из темной гостиной. Но веранды у них не было, и нежности оказывались такими же стандартными, как этот дом.

В разных укромных местах — на пляже, позади навеса в Уэст-парке после катания на коньках, в музыкальном классе школы — Джулия давала отпор самым настойчивым. Она хорошо запомнила реакцию каждого из отвергнутых — от смущения до неприкрытой злобы. «А че ты вообще сюда приперлась?» — вспылил мальчишка в музыкальном классе, и она не нашлась что ответить.

На что она надеялась? Чего ждала от этих подростков? И почему всегда пресекала то, чего хотелось им?

Валентина пользовалась бóльшим успехом и отказывала не столь решительно. В школе на Валентину западали, с одной стороны, мальчики-тихони, а с другой — наглецы, которые мнили себя восходящими рок-идолами. Если Джулия выбирала тех, кто не проявлял к ней ни малейшего интереса, и начинала их добиваться, то Валентина с мечтательным видом игнорировала всех подряд — и покоряла сердца. Она даже удивлялась, если одноклассник, сидевший позади нее на алгебре, признавался ей в любви, когда она отстегивала от стойки свой велосипед, а редактор школьной газеты приглашал ее на выпускной в качестве своей девушки.

«Пусть они сами за тобой побегают», — говорила Валентина, когда Джулия обижалась на такую несправедливость. Но Джулия была нетерпелива и болезненно переживала недостаток внимания. Эти качества способны убить любой романтический порыв, особенно если рядом постоянно находится твоя невозмутимая копия.

Для Валентины секс представлял определенный интерес, а мальчишки, с которыми что-то могло бы получиться, — нет. Стоило ей внимательно присмотреться к очередному воздыхателю, как он оказывался неотесанным, скучным, глуповатым. Привыкшая к глубинному единению с Джулией, она не подозревала, что любые отношения начинаются с облака надежды и безумства иллюзий. Можно было подумать, Валентина слишком долго прожила в браке и забыла, что такое флирт. Мальчишки, ходившие за ней хвостом по школьным коридорам в Лейк-Форесте, теряли свой пыл при встрече с ее вежливым недоумением.

Так и получилось, что близняшки остались девственницами. В школьные и студенческие годы их ровесницы одна за другой уходили во взрослый мир секса, и только Джулия с Валентиной задержались в стане неискушенных. «Как у вас было?» — спрашивали они у подруг. Те отвечали уклончиво. Секс был историей для двоих: кто не вписался, того вычеркивали.

Близнецы переживали из-за своей девственности — и поодиночке, и сообща. Но главная проблема заключалась в том, что заниматься сексом вместе не было никакой возможности. Одна из них неизбежно должна была вырваться вперед, а другая — отстать. Им предстояло найти себе разных парней, из которых каждый захочет проводить время только с одной; каждый пожелает занять самое важное место в жизни Джулии или Валентины. Каждый будет вбивать между ними клин, отчего в скором времени образуется брешь: целыми часами напролет Джулия будет теряться в догадках, где находится Валентина и чем занимается, а Валентина, поворачивая голову, будет видеть рядом с собой не Джулию, а своего парня, готового услышать то, что способна понять только Джулия.

Это была деликатная тема, их потаенная страна. Она требовала безусловной верности, а потому близнецы оставались непорочными — и ждали.

Джулия появилась у дверей Мартина ровно в четыре; Валентина застеснялась и не пошла. Чуть свет к ним действительно явился штукатур, чтобы начать ремонт спальни, поэтому Джулия сочла, что и сама должна сдержать слово.

Она решила надеть джинсы и белую блузку. Когда Мартин открыл дверь, Джулия потеряла дар речи: он встретил ее в костюме и при галстуке. На руках у него были латексные хирургические перчатки, которые делали его похожим на дворецкого из телесериала.

— Прошу, входите, — сказал он и повел ее через всю квартиру на кухню, где, как ни странно, оказалось вполне уютно, хотя окна были заклеены газетами. — Мы всегда едим здесь, — сообщил Мартин. — В столовой громоздятся коробки. — Он сказал это с таким выражением, будто сам недоумевал, откуда они там взялись.

— У вас есть семья? — Джулия не понимала, как можно выйти замуж за такого психа.

— Да, у меня жена и сын. Жена в Амстердаме, сын в Оксфорде.

— Понятно. У нее сейчас отпуск?

— Можно и так сказать. Я точно не знаю, когда она вернется, поэтому и затеял кое-какую перестановку на свой вкус. Сейчас как раз в процессе.

Стол был накрыт на троих. Джулия села поближе к двери черного хода, на случай бегства.

— Валентина не смогла прийти. Ее подташнивает, — сказала Джулия, почти не погрешив против истины.

— Как жаль. Ну ничего, в другой раз, — сказал Мартин.

Он был горд собой: ему удалось весьма оперативно накрыть приличный чайный стол. Сэндвичи с рыбным паштетом, огурчиком и кресс-салатом; кекс «Виктория». Он вытащил на свет фарфоровый сервиз, доставшийся от тещи, налил в кувшинчик молоко, положил в сахарницу кусочки рафинада. Получилось, по его мнению, вполне элегантно — не хуже, чем у Марики.

— Какой предпочитаете сорт чая? — спросил он.

— «Эрл Грей»?