Александр Покровский - Калямбра

И еще миры окутывают, опутывают друг друга.

И еще они висят вместе гроздями и образуют плотную ткань, которая сама по себе содержит очень сложный рисунок.

Пока Лис все это говорил, передо мной предстали эти грозди из миров, эти нити, сложенные в ткань, где каждая ворсинка – еще один мир.

И тут мой собственный мир вдруг расширился, а сам я раздвинулся до размеров Вселенной, и мне навстречу полетели звезды и туманности.

– Осторожней! – Лис был рядом. – Осторожней!

– А что такое? – я совсем не удивился всем этим превращениям.

– Лети осторожней! Впереди черная дыра Вааля!

– Она утягивает в себя массу?

– Любая черная дыра утягивает массу.

– Дыры – это переходы между мирами?

– Почти. Можно сказать, что через них осуществляется вдох!

– Чей вдох?

– Вселенной, конечно!

– Вселенная дышит?

– А что бы ей не дышать? Все дышит. И вселенная, и то, во что она входит такой незначительной каплей – Вселенная Всех Вселенных. И другая такая же Вселенная Всех Вселенных, и миллион ей подобных Вселенных. Дышит же человек.

– Вселенная дышит как человек?

– Конечно! Дышит человек, дышит дерево, дышит любой вирус. И любой атом дышит – в нем есть сначала сжатие, а потом расширение. Или наоборот.

Только один вдох Вселенной может длиться миллионы световых лет. Нам туда попадать не следует. Слишком долго будем выбираться.

– Ты же можешь свернуть время.

– Это время я миллион лет буду сворачивать.

– А-а. тогда конечно. Только я никак не пойму. Это же сон, Лис?

– Вот провалимся в черную дыру Вааля, узнаешь, какой это был сон.

– У каждой дыры свое имя?

– А что тебя удивляет? У тебя же есть имя.

– Да, но.

– У всего есть свое имя. Имя – всего лишь код вибрации. Так легче искать. Назвал имя или только подумал – и оно перед тобой. Вот только черную дыру Вааля я зря сейчас помянул. Вот если б я сказал просто «черная дыра», тогда бы все остальные дыры решили, что и к ним это относится, и тогда сила притяжения одной перекрывалась бы другой, и так со всеми последующими дырами, а теперь – только держись.

Все вокруг вдруг как-то вытянулось, звезды превратились в кометы, свет от них растянулся и замер.

– Нас тянет! – вскричал Лис.

– Лис! – завопил я в ответ. – Сделай же что-нибудь!

– Уже делаю! – зашипел он.

Бах! Что-то разорвалось или лопнуло.

Мы с Лисом опять сидели на скале, и он держал в лапах калейдоскоп.

Я дышал тяжело, а Лис был совершенно спокоен.

– Ну, и как тебе приключение? – спросил он.

– Вот это да!

– А не посмотреть ли нам еще на миры? – и Лис с усмешкой протянул мне калейдоскоп.

– Нет уж, спасибо! – отшатнулся от него я.

– Вот видишь! – сказал мне Лис, – Каждый хорош только на своем месте. И хорошо, что кто-то другой может почувствовать и страдания вируса, и боль звезды.

С этими словами Лис исчез, а передо мной, стоящим на той же скале, тут же возник бесконечный океан.

Его волны с грохотом набегали на берег, и смотреть на них было одно удовольствие.

Кто-то рассматривал меня с большим любопытством. У него был плоский нос и глаза навыкате. И еще он весь зарос жесткой щетиной. Рот его вдруг растянулся в улыбке, обнажив клыки. Рядом с ним возникла примерно такая же ухмыляющаяся харя, потом – еще одна, и еще. Они попытались меня обступить, но словно наткнулись на невидимую преграду. Эта преграда их удивила. Они двинулись вперед еще раз, и снова она отбросила их назад.

– Зря стараются! – сказал мне Лис. Он, оказывается, все это время был за моей спиной.

Лис нарисовал в воздухе восьмерку и произнес длинное слово, что-то вроде «Алаакациоум!» – нападавшие с визгом пропали.

Я даже испугаться не успел.

– Кто это? – спросил я у Лиса.

– Мелкие прихвостни Саиба, – услышал я в ответ. – Не забыл его?

– Как же, забудешь его! – поежился я. – А что это за слово ты произнес? Заклятье?

– Нет. Заклятье – это то, что давно опробовано. То, что в ходу не одно человеческое тысячелетие. А это просто небольшая импровизация. С Саибом иначе нельзя. Всегда нужно что-то новенькое. Так и живем.

Лис усмехнулся.

– Слово, – продолжил он, – всего лишь незначительные звуковые колебания – а, вот, поди ж ты, способно остановить даже Саиба. Пусть он теперь немного поломает над этим голову. Последним слогом я сделал преграду непроницаемой. Ты знаешь, что такое мысль?

– Мысль?

– Ну, да.

– Мысль – это способность… хотя нет, не способность. Мысль – это.

Лис улыбнулся.

– Не правда ли, трудно подобрать слова?

– Трудно, – смутился я.

– Вот видишь, – заметил Лис, – человек, существующий только для того, чтобы мыслить, не может с ходу подобрать слова для описания того, что он называет мыслью. Хочешь увидеть Сократа?

– Сократа?

– А что такого, можно увидеть кого угодно.

И мы сейчас же оказались в полутемной комнате. Свет попадал в нее из небольшого окошка.

– Лис! – позвал я шепотом.

– Я здесь, – отозвался он.

– Где мы?

– В темнице, конечно. Вот он, Сократ.

В углу на широкой деревянной скамье лежал старик.

Он лежал на спине.

– Он спит. Завтра над ним совершится суд. Пусть он поспит.

– Это точно Сократ?

Лис, казалось, любовался спящим.

– Абсолютно точно.

Глаза уже привыкли к полутьме, и я разглядел лицо лежащего. Его нельзя было назвать красивым, но спокойным это лицо было.

– Он кажется очень спокойным.

– Он уже принял решение.

– Он знает, что его осудят?

– Конечно.

– Ты его не освободишь?

– Сократ всегда свободен. Люди не умеют ловить и сажать в темницу мысль. Сократу жилось легко. Он умел летать.

– Ты говоришь о нем в прошедшем времени.

– Мыслящий не живет в настоящем. Только помыслил – и это уже прошедшее.

– И ты не поможешь ему бежать?

– Сократ не побежит. Все дело в имени. Человек по имени Сократ не бежит.

– Почему?

– Он – гражданин. Сократ – гражданин Афин. Один из тех, кто учил людей мыслить, будет осужден ими на смерть. Способность мыслить пугает. И еще она будит псов зависти. Бездарность нападает на дар. Хватит, пожалуй.

Мы сейчас же оказались на берегу моря. Светило солнце, и волны далеко выбегали на песок.

– Вот этим волнам все равно, – задумчиво произнес Лис, – был на земле Сократ или не был.

После этого Лис провел лапой по моему лицу, и я немедленно провалился в сон.

Во сне я, кажется, освобождал кого-то.

– Эй! – воскликнул я.

– Эй! – отозвался Лис.

– Ты теперь работаешь эхом?

– Только когда нет другой работы.

У Лиса, судя по всему, было прекрасное настроение. Он даже вилял хвостом.

– Ты говорил, что Сократ твой друг.

– Ты никак не можешь забыть Сократа?

– Честно говоря, да.

– Сократа никто не может забыть. Когда он жил на Земле, все разумные только и спрашивали: «Где Сократ?» – и «Что он сказал?» – всем было интересно. Один только Сократ не интересовался Сократом. Он искал формулы. И существовал Сократ только тогда, когда их искал. Но найденная формула означала конец существования, потому, очертя голову, требовалось броситься в новые поиски.