Аравинд Адига - Белый Тигр

— Что с тобой? Посмотри на женщин. — Сутенер, коротышка с длинным прыщавым носом, схватил меня за запястье. — Тебе, похоже, иностранки по вкусу. Так возьми непальскую девочку. Красотки, правда? Только глянь на них, сынок!

Он цапнул меня за подбородок — наверное, принял за новичка — и рывком задрал мне голову. Вот они, непалки, светлокожие красавицы с раскосыми глазами, перед которыми не устоять ни одному индийцу. Резким движением головы освобождаюсь от руки сутенера.

— Бери любую! Бери всех! Не мужик, что ли?

При других обстоятельствах похоть уже завладела бы мной и я с кровожадным ревом ворвался бы в бордель.

Но порой лучшее, что есть в человеке, воплощает живущий в нем зверь. Ниже пояса у меня ничего не шелохнулось.

Они словно попугаи в клетке. Одна скотина трахает другую.

— Жуй паан — поднимает! — закричал торговец, размахивая своим товаром. Капли воды полетели мне прямо в лицо.

— Пей молоко — тоже поднимает! — вторил ему сморщенный человечек с газовой плиткой. Перекипевшее молоко текло через край — человечек будто нарочно помешивал в кастрюльке ложкой, и молоко поднималось, и пенилось, и яростно шипело.

В ярости я кинулся на торговца пааном, спихнул его с табурета, рассыпав листья и опрокинув миску с водой. Кулак мой врезался в лицо торговца. Сверху донесся визг. И тут же на меня набросились сутенеры; лягаясь и нанося удары направо-налево, я вырвался и понесся прочь. Джи-Би-Роуд — это Старый Дели, про который тоже следует сказать пару слов. Запомните, господин Премьер, Дели — столица двух государств сразу, двух Индий. Здесь соединяются Мрак и Свет. Гургаон, где жил мистер Ашок, светлый, современный район, — одна ипостась столицы, а старый город — совсем другая. В древней части полно такого, о чем новые районы успели забыть, — рикши, каменные строения, мусульмане. По воскресеньям (надо только пробиться сквозь вечную толпу мимо чудаков, что толстой ржавой проволокой чистят уши другим чудакам; мимо торговцев рыбками — товар плавает в зеленой бутылке с морской водой; мимо барахолки одежной и барахолки обувной) на Дария Ганж открываются знаменитые книжные развалы.

Наверное, вы слыхали про это торжище, сэр, одно из чудес света. Десятки тысяч затасканных, замусоленных, почерневших книг по всем предметам (техника, медицина, искусство любви, философия, образование, география и прочее) выложены прямо на мостовой от самых Ворот Дели до Красного Форта [40] Знаменитый форт Лал Кила построен в начале XVII в. при могольском правителе Шах-Джахане. Еще этот форт называют Красным — из-за цвета песчаника его огромных стен, которые достигают одиннадцати метров в высоту и двух километров по периметру. . Некоторые книги такие старые, что рассыпаются в руках, некоторые до дыр изъедены червями и мокрицами, некоторые вспучены, словно их достали со дна колодца, некоторые обуглились по краям, — но все это неважно, ведь книга в любом виде — книга! Большинство лавок в это время закрыто, но обжорки работают, ржавые лопасти вентиляторов лениво вертятся, и кухонный чад мешается с запахом ветхих страниц. Легкий ветерок нежен, словно крылья бабочки.

Я бродил по книжным рядам и втягивал этот запах — все равно что глоток чистого кислорода после затхлой вони борделя.

Покупатели стояли плотной толпой, яростно торговались с книгопродавцами, и я влился в густой поток любителей чтения. Копался в книгах, гладил их, читал слова и листал, листал, листал, покуда торговец не выходил из себя:

— Берешь или нет? Тут тебе не читальный зал!

— Не подошла, — откладывал я книгу, переходил к следующему продавцу и снова листал, листал, листал... И так до самого вечера я бродил от лотка к лотку, не потратив ни рупии, но перелистав целую гору книг.

Некоторые были на урду — языке мусульман, ну точно ворона наступила в чернила и прогулялась по бумаге: сплошь черточки, точки, загогулины.

Один продавец, старик-мусульманин с длинной белой бородой и морщинистым темным лицом в крупной испарине — ну точь-в-точь лист бегонии после дождя, спросил меня:

— Ты читаешь на урду?

— А ты читаешь на урду? — ответил я вопросом на вопрос.

Он раскрыл книгу, откашлялся и прочел:

— Все эти годы ты искал ключ. Ты понял? — Продавец, наморщив лоб, посмотрел на меня.

— Да, дяденька мусульманин.

— Замолкни, враль. И слушай. — Он еще раз откашлялся. — Все эти годы ты искал ключ, а дверь оказалась незаперта.

Он захлопнул книгу

— Это называется поэзия. А теперь проваливай.

— Прошу тебя, дядя, — взмолился я. — Я сын рикши, неотесанная деревенщина из Мрака. Расскажи мне про поэзию. Кто сочинил эти стихи?

Он недовольно покачал головой, но я засыпал его льстивыми словами: да какая у вас белая борода, да какая гладкая кожа (ха!), да какой благородный профиль и высокий лоб, сразу видно, что вы не какой-нибудь там свинопас, но настоящий мусульманин, прибывший на ковре-самолете прямо из Мекки... Ворчание сменилось довольным воркованием. Он прочел мне еще стихи — и еще, и даже вкратце рассказал подлинную историю поэзии, открытую лишь мудрецам, господин Премьер. Берусь утверждать, и в моих словах нет ничего нового, что история человечества за последние десять тысяч лет — это война умов между бедными и богатыми. От начала времен противника всячески пытаются обмануть. Бедные преуспели в мелочах — помочиться в горшок с цветком, отлупить собачку и все такое, — но общая победа осталась за богатыми. Поэтому-то в один прекрасный день мудрецы из сострадания к бедным оставили им в своей поэзии знаки и символы, это только на первый взгляд там описаны розы, прелестницы и прочие такие вещи, но на деле затронуты тайны, позволяющие беднейшему из бедных завершить десятитысячелетнюю войну на выгодных для себя условиях. Четверо величайших поэтов всех времен из числа таких мудрецов — это Руми, Мирза Галиб, Икбал... четвертого я забыл.

(Кто же этот четвертый? Хоть убейте, не могу вспомнить. Если знаете, черкните по электронной почте.)

— Дядя, у меня к тебе еще вопрос.

— Кто я тебе, учитель? Отстань от меня со своими вопросами!

— Это последний, обещаю. Скажи, а при помощи поэзии можно исчезнуть?

— Ты говоришь о черной магии? Да, можно. Об этом написано в книгах. Можешь купить такую.

— Нет, исчезнуть, но не так...

Книготорговец сощурился. Его высокий смуглый лоб был весь в крупных каплях пота.

Я улыбнулся ему:

— Ладно, забудь.

А себе я пообещал никогда больше не заговаривать с этим стариком. Слишком уж он проницательный.

От книжной пыли у меня уже слезились глаза. Я повернул к автобусной остановке, что у Ворот Дели. Во рту появился мерзкий привкус — тоже, наверное, от книжной трухи. И не надо мне было так долго возиться со старыми книгами: всякие странные мысли полезли в голову, и не по себе сделалось.