Борис Екимов - На хуторе

– Душа, душа… – поднялась учительница. – У всех душа появилась. А вы знаете, как я здесь жила? – подступила она к Солоничу. – Сколько я здесь слез пролила? Кто их видел? Я сюда ехала, летела, сама, дура, напросилась, институт не кончила, бросила… Все мне обещали: квартиру, питание. А вы меня как встретили? А? Как вы меня встретили?

Солонич перед горячностью и пристальным взглядом учительницы оробел:

– Да я… Я вас и не знал.

– Вот как… не знали. А ведь я к вам приехала, в ваш колхоз. Ваших детей учить. А меня затолкали в какую-то халабуду вместо квартиры. Крыша течет, холодно. В пальто сидела. А я, дура, забрала себе в голову, думаю, обоснуюсь, маму заберу. Заберешь… А вы знаете, что ваш председатель мне ответил, когда я о колхозной квартире попросила? Дома-то вон стоят. «В доярки, говорит, иди. Тогда поселю». И вот так ключами позвенел, – потрясла она рукой. – «Мне доярки нужны». Что? Не так это было? – спросила она директора. – Может, придумываю? А чем я кормилась? Все тухлые консервы в магазине поела. Колхоз называется. Молока литр пожалели. «Государству сдаем…» – передразнила она.

– Я тебе предлагал на квартиру к женщине встать, была бы накормлена. А ты отказалась, – напомнил директор.

– Не нужны мне чужие углы и чужие щи. И вы меня не упрекайте. – Снова подняла она глаза на Солонича. – Не может колхоз учителей держать, учите детей сами. Председатель ваш, бригадир ваш, каланча носатая… «Го-су-да-арству»… – снова вспомнила она. – Вот так. И ваши бумажки мне не нужны. Обойдусь без них.

Учительница вышла из кабинета, и были слышны ее шаги в коридоре, а потом на ступенях крыльца.

– Вот так, – развел руками директор. – Ты все понял?

Солонич, конечно, не все, но кое-что понял.

– Пацана еще надо бы записать, в первый класс.

– А это там, в учительской, – облегченно сказал директор, у него не было охоты разговор продолжать.

Вышел Солонич в коридор, постоял недолго, потом учительскую сыскал. Ее двери были открыты, и сидели там две женщины. После коридорного сумрака Солонич не сразу их разглядел. А привыкли глаза, узнал свою старую учительницу, самую первую, до четырех классов.

– Полина Ефимовна, – обрадовался Солонич, – здорово живете…

Встречались с учительницей и прежде редко. А теперь – и вовсе. Солонич в Вихляевском раз в год бывал, а Полина Ефимовна, постарев и уйдя на пенсию, редко из дома отлучалась. Когда последний раз виделись, не упомнить.

– Вася-Василек… – засмеявшись, припомнила Полина Ефимовна.

Назвала его учительница по-старому, по-давнему, и снова что-то вернулось из детства. Солонич спрятал за спину кепку и стоял оробело, потом опамятовал.

– Сына в школу хочу определить, – сказал он.

– У тебя дочка, Оля? А это – второй?

– Наследник. Казак, – подтвердил Солонич. – Отгулял. Теперь давайте ему налыгач.

Другая женщина, помоложе, взяла документы, сказала Полине Ефимовне:

– Вот и все ученики. Можете заниматься.

– Вы опять будете работать? – обрадовался Солонич.

– Нет, нет… Это упросили меня подготовительную группу вести, сейчас, летом.

– Витек! – выглянув в коридор, позвал Солонич. – Иди сюда.

Сын вошел, поздоровался.

– Вот он, – сказал Солонич. – Примете такого?

– Возьмем, возьмем, хороший парень, – похвалила Полина Ефимовна. – Еще веди. А то двое всего.

– Вдвоем будут? – не поверил Солонич.

– Вдвоем.

– Из двух хуторов? Не тесно будет за партами сидеть? Мы когда-то по трое, – вспомнил он. – А тута… Гуляй, батюшка…

– Просторно, – подтвердила Полина Ефимовна. Записали Витька в школу, сказали, когда приходить. Солонич распрощался, но вместе с ним поднялась и Полина Ефимовна.

Из школы выходили вместе. С крыльца Солонич поглядел на свою машину, дочку увидел и сник: «Что ей сказать?» Полина Ефимовна по ступенькам спускалась осторожно. Солонич поддерживал ее.

– Святая душа на костылях, – посмеялась учительница. А у Солонича сердце сжалось, когда почуял он немощную, невесомую плоть и на солнце, на ярком свету увидал Полину Ефимовну.

– Я вас подвезу, – сказал он, – до дому подвезу.

– Мне еще в магазин, за хлебом.

– Доедем. Какие дела…

Солонич подогнал машину, на дочерин вопрошающий взгляд никак не ответил, посадил Полину Ефимовну, подъехал к магазину.

– Ты отвозить пока будешь, – сказала дочь, – я к Таисе зайду. Ты потом посигналишь.

Подруга дочери жила рядом с магазином, а Полина Ефимовна на дальнем краю, в Заольховке.

Хутор лежал просторно, от горы и озера протянувшись до Старицы, до леса. Когда-то он был чуть не станицею: сельсовет и почта, школа и Дом культуры с библиотекой, медпункт, четыре магазина. Жили неплохо, дома ставили под железом. Они и теперь стояли: магазины, дома, подворья, сады. Но торговали хлебом, водкою да кое-чем, по мелочи, лишь в одном магазине, остальные – давно под замком.

Машина проехала по хутору из конца в конец, не встретив живой души.

– Какой-то хутор у вас немой… – сказал Солонич.

– Он как мы, – ответила Полина Ефимовна, – слепой, глухой и немой, в общем, едва дышит.

Остановились у дома учительницы. Солонич вышел проводить ее. Витек резво пересел на отцово место и взялся за руль, подвывая вместо мотора.

Солонич вошел во двор. Глаза его быстро обежали стариковское хозяйство. Дом учительницы обветшал, словно спешил в годах за хозяйкою. Просила починки крыша, конек вовсе развалился, перекосилась дверь, подались в сторону ступени крыльца, к ставням были приставлены жерди. Огород же гляделся хорошо: картошка росла, плелись огурцы, дыбился лук, чеснок, редиска распускала листы, по краям огорода, сторожуя, поднимались подсолнухи да кукуруза – все как у людей.

– Хороший огород, – похвалил Солонич. – По вашим годам очень хороший.

– Копаюсь, – вздохнула Полина Ефимовна. – Куда денешься.

– Огород хороший, – повторил Солонич. – А дому надо ремонт.

– Тут уж не совладаю, – развела руками учительница. Солонич возил в машине плотницкий ящик, на всякий случай. Теперь он его принес, сказал:

– Пока мы толкуем, я вам подлатаю кой-чего. А то двери скоро уж не откроются.

Нижний крюк из косяка выпал. Пришлось двери снять, крюк и навес в новом месте ставить, хотя, по-доброму, все полотно двери просило замены, и косяки тоже.

– Ваша дочка, – вспомнил Солонич, – она же учительница. Сюда не собирается, заместо матери бы? Она как?.. Детная?

– Двое уж внуков у меня. На севере живут. На каникулы прилетают. Побудут месяц – и нет их. Как во сне, – пожаловалась учительница.

– Далеко забрались, – посочувствовал Солонич.

– Пусть живут. Там хоть и север, а все условия – и тепло, и светло, и молоко тебе, и мясо. А я вот корову сдала, нет сил, не совладаю с сеном. Сдала свою Розу – и теперь зубы на полку. Щи нечем забелить.