Анна Берсенева - Ответный темперамент

– Скажи… – Взгляд у девушки снова стал извиняющийся и просительный. – А ты не мог бы пойти со мной?

– Куда? – не понял он.

– На семинар.

– Как – на семинар? – изумился Герман. – Я?!

Семинар, на котором читают стихи, представлялся ему каким-то тайным обществом вроде масонской ложи. Впрочем, он еще не знал в те времена, что такое масонская ложа. Ничего он тогда еще не знал.

– Это будет не очень долго! – горячо заверила она. – И если тебе станет скучно, ты можешь сразу же уйти.

– Да нет, ничего. Я не уйду, – сказал он.

– Ой, правда? Спасибо тебе!

Она так обрадовалась, как будто он делал ей какое-то невероятное одолжение. Хотя на самом деле это у него сердце забилось быстрее в предчувствии чего-то совсем нового, яркого, необычного.

Когда она узнала, как его зовут – об этом она спросила, пока они переходили через бульвар, – то удивилась и сказала:

– Как странно! Как будто бы ты отдельно, а имя твое отдельно. – И тут же смутилась: – Это совсем не плохо, ты не подумай! И довольно часто бывает. Вот я, например, Василиса. По-моему, это имя совершенно от меня отдельно.

Конечно, так это и было. Она была очень московская, а имя у нее было даже не деревенское, а вообще какое-то сказочное. К тому же в сказках его носили всякие необыкновеные красавицы, а про нее ничего подобного сказать было невозможно.

– Просто моя мама художница, – сказала Василиса. – И ей нравится все такое.

Они вошли во двор Литинститута, прошли мимо памятника Герцену к старинному бело-желтому особняку. Когда поднимались на второй этаж, Герман заметил, что каменные ступени лестницы истерты до глубоких вмятин. Он смотрел на эти ступени, по которым ходил Герцен, и чувствовал какой-то странный душевный трепет. Впервые в его жизни история – какая-то особенная, прежде ему неизвестная сторона истории – представала перед ним воочию. У него было такое ощущение, что до сих пор он смотрел на мир сквозь мутное стекло, а теперь кто-то протер это стекло, и мир в его глазах стал наполняться новой, очень важной и глубокой жизнью.

Так он познакомился с Василисой. И после этого у него действительно началась совсем новая жизнь, настоящая московская жизнь со всеми ошеломляющими открытиями, которые он совершал ежедневно, – и о жизни, и о себе самом.

Эвелина жила на Стромынке, в массивном сталинском доме. Поднимаясь к ней на седьмой этаж, Герман еще раз подумал, что только бесчувственный и безмозглый человек мог поселить здесь алабая. Кстати, это было все-таки странно: любить Эвелина, конечно, не умела, но мозг-то у нее был как компьютер.

Когда он позвонил, то лай за дверью не раздался.

«Может, опоздал я?» – подумал Герман, и ему стало не по себе.

Дверь открыла Эвелина. Следов бессонных ночей и горьких слез он на ее лице не заметил. Ну да этому удивляться не приходилось.

– Наконец-то! – нетерпеливо воскликнула она.

– Как собака? – спросил Герман.

– Да получше. Встает уже.

«Хорошо, что кетамин взял, – подумал он. – Может, сразу придется укол сделать».

– А ты кетамин взял? – спросила Эвелина. – Ну, для наркоза?

– Взял, – кивнул Герман.

Он еще подумал, откуда у нее появились познания в области ветеринарии… Но больше ничего подумать не успел.

– Богадист Герман Тимофеевич? – услышал он и обернулся.

Из комнаты вышли двое мужчин. Лица у них были такие, что Герман сразу вспомнил Солженицына, а заодно и множество других книг на тему ГУЛАГа: абсолютно не запоминающиеся, доведенные до совершенства в своей бесприметности лица.

– Сумку вашу дайте, – сказал один.

Второй сразу же встал перед входной дверью. Герман почувствовал растерянность. Но только на десять секунд.

– Документы предъявите, – сказал он, когда эти десять секунд прошли.

– Пожалуйста. – Первый с готовностью достал удостоверение и раскрыл прямо у него перед носом. – Госнаркоконтроль. Сумочку открывайте.

Никаких вариантов своего дальнейшего поведения Герман не видел. Не драться же с двумя здоровыми мужиками. То есть дело не в том, что они здоровые, при других обстоятельствах неизвестно еще, как он себя повел бы. Но при данных обстоятельствах…

– Вам известно, что использование кетамина является общепринятой мировой практикой? – спросил он. – И что аналогов этого препарата не существует?

– А вам известно, какая доза наркотического вещества является допустимой нормой для нахождения у гражданина на территории Российской Федерации? – усмехнулся первый.

– Я ветеринарный врач.

– Это мы знаем. Открывайте, открывайте!

Доза, которая была бы необходима для обезболивания алабая и которая находилась поэтому у Германа в сумке, конечно, превышала норму. Госнаркоконтролер понял это сразу, как только в его сумку заглянул.

– Что ж, Герман Тимофеевич, нарушаете закон! – весело сказал он. – Коля, иди за понятыми.

– И что дальше? – мрачно спросил Герман.

– А что дальше? Дальше мы у вас наркотик изымем. Под протокол, как положено. А вас задержим. За хранение и сбыт.

– Какой еще сбыт? – возмутился Герман.

– А что же это, по-вашему? Вот и Эвелина Георгиевна под протокол подтвердит, что вы пытались сбыть ей наркотик. Подтвердите ведь, правда, Эвелина Георгиевна?

Он посмотрел на Эвелину. Та кивнула и молча отвернулась.

– До пятнадцати лет статья тянет, а, Герман Тимофеевич? – все тем же веселым тоном сказал наркоконтролер.

Дальнейшие события напоминали глупый и тягостный сон, это была не фигура речи, а правда.

Пока соседи-понятые с испуганным любопытством разглядывали ампулы, пока подписывали протокол, Герман смотрел на Эвелину.

– Ну что ты на меня так смотришь, Гера? – плаксивым тоном произнесла она наконец. – Так обстоятельства сложились, понимаешь?

Он не ответил и продолжал ее разглядывать. Ему в самом деле было интересно, как ведет себя человек, только что сознательно совершивший подлость. Он чувствовал себя участником какого-то биологического эксперимента. Хотя вообще-то ничего во всем этом не было нового. Человек широк. Он сам недавно кому-то об этом напоминал. Только вот кому?

Ему почему-то очень захотелось вспомнить. Но он не сумел сосредоточиться – отвлекла Эвелина.

– У меня не было другого выхода! – Ее голос срывался в слезы. – Они меня с наркотой прихватили. В клубе, с самым обыкновенным кокаином! Почему именно я, все же нюхают! И предложили найти себе замену посолиднее… Богадист, ну пойми же ты меня! Я не хочу в тюрьму! Я не могу в тюрьме!

– Все, хватит, – поморщился наркоконтролер. – Вы можете идти, Эвелина Георгиевна. Мы честные люди. Обещания свои выполняем.

– Куда идти? – всхлипнула она. – Я здесь живу!

– Ну так идите в другую комнату. Не мешайте работать.