Mike Lebedev - Фестех глазами изнутри

…История и по сей день умалчивает, кто же именно сдал студенту Потапову всю эффектно задуманную и почти исполненную комбинацию. Скорее всего — и никто. Просто материализовалось само небывалое напряжение, звеневшее в воздухе до отказа натянутыми суперструнами — в полном соответствии с предсказанной Эйнштейном возможностью перехода энергии в массу. Материализовалось, чтобы спасительно нашептать сладко спящему студенту Потапову в самое ухо: «Вставай, Игорёк! Вставай, не спи! Твои новые «друзья», Шурик и Вадик, хотят жестоко посмеяться над тобой! Проснись!..» Вслед за чем зримые черты обрела и месть обманутого Потапова: разгромленная комната, сломанный двухъярусный «мамонт» и как эффектная точка — выброшенная на улицу прямо сквозь закрытое окно пудовая гиря. Но Игорь мстил не за себя, нет… Он мстил за поруганную Физику. За мгновения до этого Шура и Вадя успели улизнуть из помещения и две недели затем, на нелегальном положении, скрывались где-то в недрах профилактория. Хвала Провидению, тетради с правильными решениями задания (и не только первого) остались при них — и это, я считаю, для всех остальных было главным результатом…
Конец у этой истории сдержанно-оптимистичный. Шура и Вадя, как и было сказано в начале, со временем скрылись где-то у границ Непознаваемого. Скрылся и Игорь Потапов — но немного в ином направлении, совершив эффектный вылет по итогам летней сессии. На экзамене по аналитической геометрии ему посчастливилось попасть к легендарному доценту Савину. Это была несомненная удача, так как доцент Савин слыл предобрейшей души человеком. Как правило, ощутив в экзаменуемом хотя бы минимальные признаки знания по предмету, просто на уровне знакомства с общими терминами — он тут же расплывался в широкой улыбке и громко восклицал: «Молодой человек! Давайте теперь поборемся за ПЯТЬ!!!» Услышал эту бессмертную фразу и Игорь Потапов — после чего и совершил ошибку, ставшую роковой: он решил-таки за «пять» побороться. Более того, эти «пять» он практически «отборол», в какие-то полтора часа (драгоценного, замечу, времени, так как за тот же период «побороться за пять» могло бы еще человек десять — так что по делам его кара, по делам…) убедив-таки доцента Савина, что определитель произведения матриц все-таки равен произведению определителей (Не знаете, что такое «матрица»? Matrix has you). «Совершенно верно! — воскликнул доцент Савин и, решив разрядить обстановку доброй шуткой, весело спросил, — Ну а определитель суммы матриц? Чему он равен?» «Сумме, само собой» — ответствовал Игорь Потапов, протягивая зачетку…

Здесь улыбка сползла с лица даже такого безудержного оптимиста, как святой человек доцент Савин. ТАКОГО за тридцать лет педагогической карьеры не приходилось ему слышать НИКОГДА… (определитель суммы НИЧЕМУ не равен… это как по аналогии с 5x5=25 и 6x6=36 уверенно доложить, что 7x7=47… — прим. для гуманитарных читателей). Немедленно проведенное короткое расследование выявило наличие и других обширных участков вакуума и серого антивещества в голове студента Потапова, и дело было передано по инстанции. Через какой-то месяц будущий академик провалит уже пятую (!) по счету абитуру, еще через год все-таки поступит вновь, когда за него на Собеседовании замолвит слово декан Ткаченко… (тот самый случай… «Ну что же Вы, Потапов… год отучились на Физтехе — и опять двенадцать баллов… ну что же с Вами ДЕЛАТЬ???»)… но всё это будет уже далеко позади нас. А мы… мы пошли (и идём) дальше.

Со вполне объяснимыми волнением и трепетом перехожу я к представлению одного из ярчайших питомцев группы 034, студента Дмитрия Р., также хорошо известного в узких кругах как «Конь», а если еще более ласково — то «Непарнокопытный друг». Вознесшийся ныне к заоблачным высотам геополитики и макроэкономики, сияет он нам путеводной звездой, подобно… а тогда… а тогда еще простой, открытый парень, и всех нас общий друг… да и сейчас, в общем, тоже… но задатки, безусловно, были видны уже тогда, что и будет явственно следовать из многочисленных примеров. Пока же укроем его за этим прекрасным и естественным псевдонимом, исходя из его нежной (хотя и логически труднообъяснимой) привязанности к прославленному армейскому коллективу, итак.
Стоял обычный урок английского языка…

Само собой, тема «Фестехи и иностранные языки» — неисчерпаема, как и все остальные. Большинство пайщиков, как вы уже знаете, прибывало в Долгопрудный из мест, отнюдь не изобиловавших языковыми спецшколами, так что коллекция бессмертных выражений, начавшись с решительного «Ам хлэд — ам стюдент», быстро пополнялась новыми вербальными шедеврами. Неиссякаемым источником их, само собой, был ЛУР, «Лаборатория Устной Речи», где фестехи, подзуживаемые настойчивыми «англичанками», отчаянно и безнадежно пытались самостоятельно наладить себе изысканный итонский «прононсейшн». Главный герой этой главы, кстати, не раз утверждал, что в ЛУРе хорошо знакомиться с девушками. Ну, не знаю… во-первых, девушка там была, как правило, всегда одна — а именно, лаборантка, ставящая на магнитофон «таски», всегда зажатая в плотное кольцо обуреваемых жаждой применить на практике новые языковые навыки первокурсников. А во-вторых, о чём там можно было знакомиться, если почти ежеминутно на всё помещение раздавался чей-то могучий рык уровня «Зе проублем оф зе месау-рингх ин аур икспиримент…» (человек в наушниках, как правило, плохо контролирует уровень выходных децибелов), вслед за чем свободная от «ушей» часть публики немедленно погружалась в дикий хохот и остроумные комментарии услышанного (на русском, кстати, языке).
На втором курсе становилось еще веселее, когда в качестве основного задания начинал использоваться перевод «технического текста». То есть, устав от надуманных и потому малоинтересных тем вроде «Прогулка по Лондону» или «Наш визит в Британский музей», фестехи переходили к овладению настоящим, живым языком Науки. Раз в неделю требовалось отыскать в библиотеке журнал, более-менее отвечающий тематике твоей будущей специальности (в нашем случае это был, само собой, прославленный «Oceanology», ну или там «World weather report»), выбрать там какую-нибудь понравившуюся статью, перевести ее, а наиболее ударные места еще и, запинаясь, кратко пересказать. Можно своими словами. Но тоже английскими. На практике это выливалось в то, что текст, непонятный студенту на английском, не без изящества, как правило, превращался в набор слов, решительно непонятный преподавателю на русском, что лишний раз доказывало, какие же фестехи ловкие и умные ребята. Выглядело это примерно так:
(над столом, трогательно склонившись к потрепанному журнальчику года эдак семидесятого, сидят Преподаватель и Студент. Перед ними текст… ну, скажем, начинающийся со слов …measurement of frequency of fluctuations of internal waves… что в вольном переводе может означать «Измерение частоты колебаний внутренних волн». Про «внутренние волны» вы ведь уже слышали, верно? Тем лучше.)
Преподаватель: Так, пожалуйста — читаем.
Студент (от натуги почесываясь и мучительно пытаясь воспроизвести «межзубный звук зе»): Ээээ… мэ-жармент оф фрикванси оф флюктуэйшн оф интернал вейвз…
Преподаватель (несколько поморщившись, но тут уж ничего не поделаешь): Так, очень хорошо… давайте теперь переведем.
Студент: Так, значит… ээээ… Мэжармент… мэжар-мент… а, ну значит — так мэжармент и есть!
Преподаватель (несколько изумленно): Как это значит — так и есть???
Студент (ловко извернувшись на стуле): Ну, значит… Это, значит, у нас в океанологии (у НАС, значит… сильное заявление. У НАС… — прим. авт.) такой ТЕРМИН. Мэжармент. Мэжармент чего-нибудь. Какой-нибудь величины…
Преподаватель (стараясь не показать своим видом, что ей прекрасно известен тот факт, что океанология У НАС в любом случае будет с третьего курса, а никак не со второго): Ну, возможно… В принципе, во всех остальных областях Науки measurement переводится как «Измерение»…
Студент (обрадовано, подтверждая старый тезис о том, что хороший студент основную сумму знаний по предмету получает непосредственно на экзамене и напрямую от экзаменатора): Да-да, совершенно верно! Везде — это «измерение»! А у НАС — мэжармент! Но смысл — тот же.
Преподаватель (неохотно, но всё же соглашаясь): Ну, хорошо. Пусть так. Идем дальше.
Студент (идя дальше): Мэжармент оф фрикванси… эээ… фрикванси… фрикванс, значит… а, вот, вейвс у нас в конце… а, ну, значит, фрикванс волн этих!
Преподаватель (настороженно): Какой еще фрикванс?
Студент (от уверенности даже приподымаясь): Это термин такой! Характеристика волн! Динамическая!
Преподаватель (от волнения переходя на родной язык): Are you sure?
Студент (несколько замявшись): А, ну может быть… возможно… возможно, и не динамическая. Возможно (обретая былую уверенность) временнАя характеристика… да, точно — временнАя.
Преподаватель (несколько уставше): Дальше, пожалуйста.
Студент: А, ну тут совсем уже просто. Флюктуэйшн — это флуктуация и есть… (да, действительно — тут не поспоришь: флюктуэйшн — она как есть флюктуэйшн. И не только у НАС).
Преподаватель (махнув уже на всё рукой): Давайте всё вместе.
Студент (гордо, на всю аудиторию): Вот, значит! Мэжармент фрикванса флуктуации интернальных волн!!!
Преподаватель (опечаленно): Каких волн?
Студент (укоризненно, типа «стыдно не знать»): Интернальных!!!
Занавес. И пересдача. (Шутка. Всё нормально. Это же Фестех).