Шань Са - Императрица

Два дня спустя на «Приветствии» князь Вэй, Благочестие, попросил слова. Его зычный голос раскатился по залу. Благочестие требовал предъявить сановнику Лай Юнь Чену обвинение в мздоимстве, злоупотреблении положением и посягательстве на трон. Великие Советники, мои племянники Мысль и Спокойствие, вышли из ряда и единодушно поддержали князя Вэя. Согласно законам Двора, Лай Юнь Чен, как только произнесли его имя, встал с кресла и упал предо мной ниц. Удивленная столь напористым обвинением, я молчала. Кто-то предал дознавателя, сообщив обо всем князю Вэю, и он весьма ловко предпринял ответные действия. Благочестие пытался обвинить Лай Юнь Чена в тех самых преступлениях, что вменялись в вину ему самому. Все члены правительства присоединились к моему племяннику, объявив войну человеку, внушавшему страх всей Империи. Почему судья, повсюду видевший заговоры, не заметил этого, как слепой гадатель не ведает собственной судьбы?

Я скрывала досаду. Советники пытались нажимать. Лай Юнь Чен попросил слова. Мне оставалось либо отдать его на растерзание Двору, либо позволить высказаться. Тогда Лай донесет о заговоре. Бросив сотню членов обеих своих семей в темницу и приговорив их к смерти, я стала бы всеобщим посмешищем. Я выглядела бы впавшим в детство императором, который пускает ко дну лодку, что несет по морям его самого. И на что стало бы опираться мое царство? Кто унаследует трон? Благочестие нанес очень ловкий удар. На гигантской шахматной доске Запретного города он объявил противнику мат. Не дав судье права защищаться, я сделала вид, что разгневана, приказала отнять у него шапку и табличку чиновника, а затем заточить в узилище.

Волна ненависти захлестнула Двор. Пока особый суд, состоящий из высших сановников и Великих Советников, рассматривал обвинение против предполагаемого преступника, князья, чиновники, принцесса Вечного Мира вереницей шли ко мне, умоляя применить всю строгость закона. На мой стол легло дело из тридцати свитков, где значились тысяча пятьсот пунктов обвинения. Затем мне вручили петицию с сотнями подписей — Двор требовал предать палача смерти. Десять лет назад я стала бы решительно защищать Лай Юнь Чена. Сегодня моя душа, побывавшая в объятиях Бога, устала от человеческих раздоров и моя политика сводилась к примирению. Государь никогда не бывает полновластным хозяином своего царства. Мне пришлось отказаться от мысли отправить Лая в ссылку и подписать смертный приговор.

Поднялся ветер, и деревья в горах зашелестели листвой. В небесах перелетные птицы с жалобными криками прочерчивали небеса. В императорском саду хризантемы источали горьковатый запах, роняя лепестки в воды реки Ло. Я смотрела на прибывающую луну. Через несколько дней наступит полнолуние середины осени — день, назначенный предками для публичных казней.

Накануне рокового дня я вертелась на ложе, не в силах обрести покой. А потом уснула и во сне поднялась на пагоду Созерцания. Императорский дворец у моих ног, погруженный в сумрак, казался погостом, где красные фонарики сторожей, делающих обход, плясали подобно блуждающим огонькам. Вдруг некто вышел из скрывавшей его темноты и распростерся на полу:

— Я падаю перед вами ниц в последний раз, — сказал мне Лай Юнь Чен под звон железных цепей.

Голос его звучал, как из глубины колодца:

— Прежде чем покинуть этот мир, я хотел заверить вас, что все обвинения против меня были ложными. Я никогда не предавал доверие Великой Госпожи.

— Господин Лай, вы совершили всего одну ошибку: затронули мою семью.

— Но эти люди строят заговор против вас, Великая!

— Я устала. У меня больше нет сил бороться с чужой ненавистью и проливать кровь. Все подданные Империи, за исключением владыки, рано или поздно могут стать заговорщиками. И всегда существует разумный способ заключить мир с противниками. Почему вы этого не поняли? Почему вынуждаете принести вас в жертву?

Он снова пал ниц:

— Мне еще не отрубили голову, Великая. Но пока я еще могу дышать, готов сражаться ради вас. Госпожа, вам надо сделать выбор: или вы будете царствовать десять тысяч лет, или же династия Чжоу падет, а вас навеки постигнет предательство.

Я не сдержала крика отчаяния:

— Господин Лай, посмотрите на мои руки, на мое лицо. Я старею и скоро умру! Что мне за дело до славы и до судьбы династии!

— Ошибаетесь, Великая. Вы — божество и будете жить столь же долго, как река Ло и гора Сун.

— В этой жизни я лишь простая смертная. Как все императоры, что ныне дремлют в гробницах, я тоже закончу свой путь в Желтой Земле. При жизни я — Владыка Мира. Мертвая, обрету лишь тесное пространство гроба. Уходите, господин Лай. Семья — это врожденная болезнь. Моя же сделала меня калекой. Я не выбирала родичей, их дали мне боги. И я сама, и моя династия обречены на исчезновение.

Рыдания сотрясли человека, которого я считала не способным на переживания. Это напоминало приглушенный вой умирающего животного:

— Как могу я оставить Госпожу одну в этом мире? Как будете вы в одиночестве бороться против всех? Умоляю вас, Великая, оставьте меня в живых, позвольте защищать вас!

Грудь мою стеснила боль.

— Уходите! — сказала я дрогнувшим голосом.

Лай вытер слезы:

— Госпожа, ваши желания — приказ. Ради вас я пойду на смерть. Да благоденствует мой государь десять тысяч лет! Да будет здравствовать десять тысяч лет Священный Император!

Поднялся ветер, и судья исчез. Я проснулась от пронзившей меня острой боли. Стояла тихая ночь. Огни сторожевых фонариков плясали на стенах дворца подобно умирающим светлячкам. Я приказала разбудить Кротость, и она до рассвета играла на цитре.

На следующий день я устроила ежегодный пир праздника Луны. Танцовщицы на помосте помахивали длинными рукавами. С высоты трона я созерцала светило в его совершенной красоте. Посреди этой нежно-серебристой поверхности мне смутно виделись темные пятна, делавшие сияние луны еще чище и таинственнее. Судья Лай Юнь Чен был таким пятном, сопровождавшим меня в моем одиночестве. Вечером его голова скатилась на землю, а тело было отдано злобствующей толпе на растерзание. Я избавилась от ядовитой привязанности. А заодно лишилась последнего оружия.

Теперь я сидела одна на вершине мира. Впереди и позади меня отныне были только пустота и бесконечность.

Отряды императорской гвардии выстроились вдоль улиц, и обитатели Лояна получили приказ оставаться дома, закрыв двери и окна. Чтобы поехать к Луне, праздновавшей свои тридцать весен, я села в золотую повозку. Императорский поезд добирался до дворца моей дочери несколько часов.

Холмы, покрытые сливами в цвету, волнами застыли вокруг еще затянутого льдом озера. Пурпурные переходы змеились среди снегов. Принцесса Вечного Мира обитала во дворце из нефрита и хрусталя. В жаровнях горел огонь. На столы одно за другим подавали редкие блюда. На пиршество примирения между матерью и дочерью собралась вся знать Империи. Роскошно одетые мужчины, уже успев немало выпить, без конца поднимали чаши, чтобы пожелать тысячу лет здоровья всемогущей принцессе. В глубине зала для меня поставили помост, и я, сидя на троне, как всегда скучала. Что-то пробудило меня от дремы и, приподняв отяжелевшие веки, я увидела внизу невысокую фигуру. Она распростерлась ниц и двинулась ко мне, раздвигая шумную толпу подобно лодке, скользящей среди лотоса. Постепенно смутная тень увеличилась, став красивым подростком: я уже различала квадратные носки его туфель и колыхание белой куртки с широкими рукавами. Потом я увидела слегка напудренное продолговатое лицо и темные раскосые глаза. Я уже где-то встречалась с этим незнакомцем.