Жеральд Мессадье - А если это был Он?

Он встал, повернулся к Эмманюэлю и ткнул в него обвиняющим перстом:

— Это ведь ты, темное создание, был в Пакистане, верно?

— Верно.

— И ты явился туда, чтобы защищать слово так называемого пророка Магомета, так ведь?

Президент Республики следил за ораторским поединком, как на кортах «Ролан Гаррос» во время теннисного чемпионата, поворачивая голову то вправо, то влево.

— Я был там, чтобы напомнить верующим истину слов их пророка.

— Вот видите! — вскричал нунций с торжествующим смехом. — Кто может поверить, что христианский Бог, вернувшись на землю, решил сперва нанести визит иноверцам? Людям, которые, как и все мусульмане, тайно нас ненавидят и называют неверными? Ответ, кажется, ясен, — сказал он, снова усаживаясь.

Все взгляды устремились к Эмманюэлю, который оставался спокойным, почти печальным.

— Несчастный человек, — сказал он вполголоса. — Ты говоришь о том, чего не знаешь. Не знаешь слов пророка, велевшего не препираться с христианами, а сказать им: «Мы уверовали в то, что ниспослано нам и ниспослано вам. И наш Бог, и ваш Бог един, и мы Ему предаемся…» [37] Сура 29, «Паук», стих 45 (46). (Перевод академика И. Ю. Крачковского.)

— Он так и сказал? — спросил ошеломленный президент.

— В суре Корана, озаглавленной «Паук», — ответил Эмманюэль. — Но этот человек — бурдюк, надутый воздухом. Надавишь на него, и выходят звуки, лишь похожие на слова.

Монсеньор Альваро Фило делла Торре полиловел.

Президента, казалось, сбило с толку, что человек, которого он считал Христом, цитирует Коран. Мертвая тишина воцарилась на несколько мгновений в салоне. Кошмарная сцена, настоящее помутнение рассудков. Монсеньор Менье сложил руки.

— Значит, пророк Магомет не был враждебен к христианам? — все более терялся президент.

— Он сказал в главе «Железо»: «Веруйте в Бога и Его посланника». [38] Сура 57, «Железо», стих 7 (7). (Перевод академика И. Ю. Крачковского.) Есть ли более красноречивые слова?

У супруги президента пересохло в горле. Ей, искренне верующей, приходилось выслушивать Христа, вставшего на защиту Корана.

Нунций предпринял последнюю атаку.

— Козни лукавого! — возопил он. — Этот человек хочет склонить нас к потворству…

— Хватит, — оборвал его Эмманюэль. — Мы не собираемся до бесконечности топтаться на одном месте. Ты хочешь доказательство? Ну так вооружись мужеством, Альваро!

Он соединил руки и на мгновение сосредоточился, опустив голову.

Через мгновение среди присутствующих появился новый персонаж. Раздались крики.

Только что материализовавшийся человек обвел всех взглядом и благословил по кругу.

Это был Папа Иоанн XXIV.

Монсеньор Фило делла Торре всплеснул руками и пронзительно вскрикнул.

Понтифик преклонил колена перед Эмманюэлем и облобызал ему руку. Та не исчезла. Эмманюэль возложил ее на плечо вызванного и попросил встать.

Все присутствовавшие вскочили на ноги. Супруга президента трепетала всем телом, стиснув руки. Потрясенный президент обнял ее за плечи.

Папа еще раз оглядел людей, собравшихся в салоне Елисейского дворца.

— Как святой отец мог оказаться среди нас? — бормотал нунций. — Мы же знаем, что он в Риме! Опять колдовство!

— Альваро, — объявил Папа, — не будем повторять ошибку, которую мы совершили с падре Пио. [39] Падре Пио (1887–1967) — католический священник, прославился целительством и прочими чудесами, хотя Ватикан долго не признавал их, даже обвинял чудотворца в шарлатанстве (особенно после появления у него стигматов). Был реабилитирован только после смерти; в 2002 году — канонизирован. Он тоже оказывался в нескольких местах одновременно, и не по воле… Иисуса. А мы позволили подвергать его гонениям долгие годы! Уступи мне свое место. Но не уходи отсюда. Слушай и разумей, как это делал Фома. Не навлекай на себя гнев небесный.

Нунций встал, потерянный, сгорбленный, и сделал несколько шагов из круга. Лакей пододвинул ему кресло в сторонке. Папа сел на прежнее место нунция и оправил сутану на коленях. Его реальность уже ни у кого не вызывала сомнений.

Все расселись.

Министр внутренних дел вытер лоб.

— Сколько превратностей! — воскликнул Эмманюэль, покачав головой. — Сколько бесполезных слов! Божественная воля направила меня к вам, дабы предостеречь вас от величайшей опасности, которая угрожает всему роду человеческому, а я беспрестанно натыкаюсь на препоны нелепой людской недоверчивости! Вот в чем состоит эта опасность: грандиозное рыночное общество, установившееся в двадцатом веке, превратилось отныне в Левиафана, который пожирает ваши души и угрожает спалить всю планету. Он превращает вас в скотоподобных тварей, возбуждая самые низменные инстинкты, самые никчемные потребности и самое безумное стремление к господству. Вы работаете уже не ради пропитания вас самих и ваших семей, но ради приобретения вещей, которые обогащают этого Левиафана. Это чудовище, разграбившее планету, но все еще ненасытное, готовое пожрать и другие планеты ради утоления своей адской алчности, собирается напасть на исламский мир, чтобы завладеть богатствами его недр.

Он обвел присутствующих взглядом.

Кардинал-архиепископ Менье поднял руку.

— Я слышал Твое послание, Господи. Могу я его повторить?

И он произнес наизусть услышанные в комиссариате слова, которые врезались ему в память:

— «Обезумевший от гордыни, кичащийся своим технологическим и военным могуществом Запад готов вступить в войну с исламским миром. Вы сталкиваете между собой два имени Божьих…» — До заключения: — «Меч Господень поразит вас, воровское племя! Вы проклянете день, когда замыслили эту гнусность! Вы познаете только кровавые рассветы да ночи резни! Ваши жены перестанут рожать, ваши поля и воды будут отравлены! Если же сон настигнет вас, то трупы будут вам ложем».

Министр восхитился памятью прелата; понтифик и все остальные задумались над этим апокалипсическим предостережением.

— Божья искра угасла в вас, — сказал Эмманюэль, — но вы еще находите силы препираться из-за пустяков, в то время как мир рушится в бездну.

Понтифик слушал, поникнув головой. Никто, казалось, не осмеливался задать вопрос или возразить божественному посланцу, но президент вдруг заявил:

— В последний раз, Господи, когда ты вел эти речи, причем в выражениях гораздо более умеренных, последовали опасные беспорядки, и в этой стране случился кризис, который, продлись он еще немного, поставил бы ее на колени. Если ты возвестишь то, что говорил сейчас, еще раз, ее крах будет неизбежен. Неужели ты полагаешь, Господи, что Левиафана остановят обломки этой страны?

— Нет, — ответил Эмманюэль. — Господь не хочет вашего разорения. Он хочет вашего благополучия, но когда оно становится чрезмерным, противоестественным, это влечет за собой гибель души. Разве вы не можете осознать опасность без паники и отчаяния? Неужели вы не знаете ничего другого, кроме необузданного обогащения или тирании, которую насаждали Советы в течение семидесяти лет?