Алексей Санаев - Уругуру

Хогон покачал головой и снова зашептался с переводчиком. Я воинственно огляделся, надеясь обнаружить поблизости ядовитую змею, воина с отравленными дротиками или еще какое-нибудь другое средство умерщвления неверных. Но никого вокруг не было. Мы стояли у покрытого нишами дома хогона – посторонним запрещено не только входить во двор, но даже прикасаться к ограде. Сразу же за ним начинался крутой уступ скалы, а слева тропинка вела к узкому холмику из глины, на вершине которого был закреплен деревянный человечек – главный фетиш деревни Номбори.

Жрец, по-видимому, решил не настаивать на удалении Амани, довольствуясь тем, что она сделала несколько шагов назад. Как он узнал, что она нечиста , мы так и не смогли догадаться.

– Великий хогон недоволен вами, – сообщил нам жрец с каким-то особенным удовольствием в голосе. – Вчера вы вели беседу с советом старейшин и вынудили вождя Нукуру сказать вам то, что он не имел права говорить...

Хогон скорбно покачал головой. «Сейчас начнет про удава», – подумал я.

– Ночью Нукуру стал духом, и теперь его дух бродит по нашей деревне.

Я мог себе представить, в каком именно настроении он бродил.

– Каким образом он стал духом, спросите у хогона, – нарушил наше молчание Оливье, – Мы не причастны к смерти вождя.

– Он нарушил молчание, – был ответ, – потому и умер. И в этом виновны вы.

– Нас ждет наказание? – воинственно спросил Оливье, один вид которого выдавал острое желание перепрыгнуть через ограду и задушить великого жреца его собственной бородой.

– Да, – ответил переводчик. – Вы должны немедленно покинуть эту деревню. Народ считает, что это вы убили вождя, и вам могут отомстить. Но разгневанный народ – ничто по сравнению с разгневанным духом Нукуру, которому нет пристанища. Для того чтобы дух вождя обрел дом, чтобы Номмо не обрушил проклятия на нашу деревню, вы оплатите большое торжество.

Каждый из нас отреагировал в соответствии со своим характером.

– Будет торжество? Как интересно! – изумился Оливье.

– Как много времени это займет? – сухо осведомился более прагматичный Жан-Мари.

– Сколько денег? – спросил я, и глаза обоих жрецов просияли.

Номмо не Номмо, а все-таки, будь ты хоть трижды служителем Бога, в тебе живет страсть к наживе.

– Вы оплатите изготовление новой маски, где впредь поселится дух Нукуру, и торжественную церемонию проводов его души с танцем масок. Вам расскажут, что нужно делать. Завтра состоится церемония, и после этого вы немедленно покинете деревню. До этого времени вам запрещается покидать двор, в котором вы живете.

Мы переглянулись. Это было проще, чем я ожидал.

– Договорились, – сказал я. – Давайте спустимся к нам и обсудим, что от нас требуется.

Я подозвал Амани, и мы, испытывая облегчение оттого, что неожиданно так дешево отделались, и довольно сухо поклонившись хогону, сделали несколько шагов вниз по тропинке в направлении деревни, где до сих пор не стихали вопли.

– Стойте! – неожиданно четко и явственно проговорил по-французски сам хогон.

Мы повернулись в немом удивлении. Мне показалось, что удивился даже жрец-переводчик. Хогон сидел на своем пеньке возле входа в дом, обмахивался кисточкой и смотрел в землю.

– Не пытайтесь больше узнать истину, – медленно, с расстановкой сказал он: этот голос и сейчас звучит в моих ушах. – Вы не сможете пережить этого знания.

Мы стояли несколько мгновений молча. Хогон тяжело встал и, по-прежнему не глядя на нас, исчез в проеме, заменяющем ему дверь в дом. Мы молча отправились обратно в деревню.

Сопровождающий жрец нам попался довольно деловой. Сначала он привел нас на ту самую главную площадь, где вчера вечером состоялся злополучный спор со старейшинами. Народ и вправду смотрел на нас довольно-таки недружелюбно. Во всяком случае, глядя на эти лица, мне и самому расхотелось надолго задерживаться в Номбори. Но жрец взял инициативу в свои руки и торжественно объявил о предстоящем торжестве, которое мы организуем в честь духа старого вождя, что произвело на публику благоприятное впечатление.

Потом мы отправились к нашей хижине, где жрец с помощью Амани объяснил нам суть завтрашних событий. Во-первых, необходимо было отправить в соседние деревни Идиели, Ява, Пелу и Комбокани гонцов за продуктами. На торжествах будет съедено много риса и проса, зажарено много свиней и выпито много священного пива. Всю эту пищу предстояло закупить на наши деньги.

Во-вторых, лучшие резчики деревни сегодня сядут за многочасовую работу по изготовлению новой маски, в которую переселится безутешная душа вождя Нукуру. Двадцать четыре часа они будут находиться в пещере за пределами деревни и вырезать маску из особого дерева, бормоча молитвы. А завтра с утра на главной площади состоится танец масок, кульминация церемонии в честь вождя, и работу танцоров тоже будем оплачивать мы.

– В конце концов, это не так уж плохо, – заявил Оливье, когда мы остались впятером в нашем домике и подсчитали предстоящие расходы. – Мы здорово выкрутились, друзья. Нас могли запросто умертвить, принести в жертву или заставить танцевать голыми в масках... А так, думаю, будет даже к лучшему. Мы увидим танец масок, и не бутафорский, какой они показывают туристам за сотню евро, а самый настоящий.

– Все это какой-то спектакль. За такие деньги я сам исполнил бы танец масок, самый настоящий, – буркнул Жан-Мари. – Меня больше беспокоит другое...

– Что? – спросил я.

– Что? – удивленно переспросил Брезе. – Кто убил вождя – вот что! Вчера на сходке он выглядел вполне себе бодрым старичком. Ты же с ним говорил. Вечером человек попивал себе пивко и рассуждал о жизни, а ночью он прощается со своей душой. Это пахнет уголовщиной! Малик, а что думает официальная власть республики по этому поводу?

– Профессор, – вяло откликнулся Малик. – Я же говорил вам, власти здесь бессильны... Вы можете верить в их магию, можете не верить, но здесь происходят непостижимые вещи. Я уже рассказывал вам: один из жрецов в деревне Тепере на моих глазах превратился в гиену! Он сказал, что может это сделать, я не поверил, и через несколько секунд передо мной сидела гиена, настоящая гиена.

– И что эта гиена делала? – спросил я, пытаясь подавить в своем голосе типичный московский сарказм.

– Сидела и смотрела мне в глаза несколько минут, а потом снова стала человеком, – ответил Малик.

– Малик, а вы что-то ели с ним перед этим, пили, жевали, нюхали? – подозрительно поинтересовался Брезе.