Игорь Ушаков - Семейная сага

освещенной пламенем чувства. Она презирала тех женщин, что отдавались мужчинам за деньги. Для нее любовь плотская была естественным выражением чувства к любимому человеку. И не видела она в этом никакой греховности.

Но это едва и не привело к побиению ее камнями толпой обезумевших иудеев, обвинивших ее в прелюбодеянии. Слава Всевышнему, во время на площади появился Пророк и, подойдя к Магдалине, произнес спокойным, но твердым голосом: "Да пусть бросит первый камень тот, кто сам без греха!" Как побитые псы, все тут же разошлись, поджав хвосты, а Пророк добавил им в след: "Не судите, да несудимы будете…"

Магдалина испытала буквально взрыв благодарности к этому сильному и мудрому человеку и с тех пор следовала

за ним неотступно, внемля его проповедям и удивляясь

его доброте.

И вот однажды настала ночь, и пришла Магдалина к ложу Пророка и спросилась лечь в ногах его, на что

получила благоволение.

Среди ночи пробудился Пророк оттого, что что-то жжет неведомым огнем его тело. Хотел было подняться, да не

смог: будто тяжестью какой его придавило. И

почувствовал он на щеке своей жаркое дыхание, и слова ласковые запали ему в ухо. И узрел он — более мыслию,

нежели взглядом — Магдалину, склонившуюся над ним и

опирающуюся руками на плечи его. И отдался он ей безропотно, а она творила дело свое страстно и умело. Подумал Пророк: "Истинно говорю, коли сотворил Господь женщину женщиной, то не грешно то, что она делает сейчас со мной".

С той поры она при первой возможности проникала ночью на ложе Пророково, даря ему себя.

Пророк любил Магдалину той просветленной любовью, которая отрывает человека от суетности жизни земной, возвышает его. Магдалина нужна была Пророку не

столько как женщина для утоления страстей греховных,

сколько как душевный друг. По натуре он был человек стеснительный, а потому был хотя и ласков, но скуп на мужские ласки.

А в Магдалине бурлили страсти и искали выход на волю… Не могла она понять, почему Пророк по ночам с

ней хладен, как лед, никогда сам не приласкает, а только отвечает — и то, как бы нехотя — на ее страстные призывы.

Ожесточилось сердце Магдалины, потому как не могла она жить без любви, а коли нельзя напиться из родника чистого, но жажда мучит, то и из болотца придорожного

взалкаешь.

Ходя с учениками Пророковыми, присмотрела

Магдалина любимца Пророкова — Иоанна, юнца еще совсем зеленого. Наблюдала она за ним и видела, что робеет он перед ней, млеет и кровь ему в лицо ударяет, когда она ему слово какое молвит. И решила Магдалина, что молодое семя быстрее старого прорастет, а недостаток опыта любовного у юнца скорее благо, нежели недостаток, ибо из сырой глины слепить любой сосуд можно.

И вот однажды ночью, когда уснули все ученики Пророковы вместе с Пророком, встала Магдалина тихохонько и возлегла рядом с Иоанном. Спал он словно дитя, дышал ровно и спокойно. Положила Магдалина руку свою на тайное его место и почувствовала всю силу желания Иоаннова даже во сне глубоком. Примкнула уста свои к устам Иоанновым, пробудился тот, а она его обвила своим телом, как лианой. И тут разверзлась она, как

пучина морская, и поглотила юного праведника. И уже больше не выпустила его из жаркого плена, пока он,

опустошенный, не обмяк…

На следующую ночь повторила она все то же, но на этот раз Иоанн не спал, а ее дожидался и сам набросился

на нее, аки лев голодный на газель раненную. Полночи, не

смыкая глаз, провели они в жарком ристалище, а под конец Магдалина ушла спать опять в ноги Пророка…

Пророк, между тем, все эти ночи спал спокойно и по

утру у него никаких не возникало ни сомнений, ни

подозрительных помыслов. Был он поглощен своей исполинской целью — спасением душ человеческих.

Иоанн же чувствовал себя настолько грешным, что не мог взглянуть в чистые очи Пророка. Но тот был так усердно занят деланием добра, что зло чужое было для

него и слишком далеко и почти безразлично.

Иоанн понимал в глубине души своей, что предает он

Пророка, который был ему как брат старший, но совладать с собой не мог: очень уж его Магдалина околдовала. Иногда, когда она ночью не восходила к нему на ложе, он понимал, что она тешит своими играми любовными Пророка, и не было ревности в сердце его, ибо Магдалина была для Пророка как жена. И это даже придавало сердцу Иоаннову спокойствия: ведь он не срывает плодов с древа чужого, а лишь поднимает паданку, которая все равно с древа уже пала на землю, так что если не им, то каким-то другим червем попорчена будет.

Магдалина же чиста была перед собой: она ни у кого ничего не крала. Пророк получал от не все, что мог или что хотел. А помышляла она так: излишки хоть в землю зарой, хоть оголодавшему отдай — греха в том нет.

Блажен, кто находит оправдания деяниям своим, сколь скверны б они не были! Получает тот много, а даже малым

раскаянием не платит. Таким, возможно, и Господь многое

прощает: ведь не со зла, а по неразумению творят… Да и вообще — на все воля Господня!

Катерина. 1934, 2 июня

Несмотря на все наши финансовые трудности, Михаил

отправил меня с мамой и Сережей на дачу. Сам с нашими

"школьниками" — Павлом и Ксенией — остался в городе. Мама пару раз в неделю мотается домой в город, готовит там обед на два-три дня. Павлик иногда приезжает после школы, привозит продукты.

С Михаилом у нас установились странные отношения. Сначала после родов я, ссылаясь на боли и усталость, долго не подпускала его к себе. В конце концов, пришлось мне уступить, но мне не удавалось даже имитировать какую-либо

радость от нашего общения. Он мою холодность воспринимал сначала, видимо, как продолжение моих недомоганий после родов, но потом стал раздражительным и даже грубым. Понять его можно: Сережке уже год, а я все, как рыба холодная. Понятное дело, мужику баба нужна… Но что поделать? Никакой у меня к нему тяги нет.

Мои "уроки целования" с Павлом зимой практически прекратились. А я к нему не просто привыкла, а по-моему, просто по-своему его полюбила… Да, он мне нужен, мне с ним хорошо. Жаль только, что он еще совсем мальчик…

Вот тебе и на! Опять допрыгалась Катерина Белая! Это же надо: замужем за одним, а люблю другого! Но что я могу с собой сделать? Ну, может, время вылечит?

Сегодня мама уехала в город, а Павлик привез продукты. Он вошел, а я в это время кормила грудью Сережу. Павлик смутился немного, попятился назад, но я сказала, чтобы он проходил в комнату. Когда я кончила кормить, то запахнула халатик и отнесла Сережу в кроватку, а потом подсела к Павлику на диван.

Я решила для себя, что надо кончать свой роман с Павлом, и распрощаться с ним. Он сидел какой-то встревоженный, напряженный, чуть сдерживая, как мне показалось, рыдания. Я взъерошила ему волосы, спросив что случилось, он ответил: