Марта Кетро - Зато ты очень красивый (сборник)

Митя молчал, слушал и впитывал. Однажды Маруся и сама немного удивилась: почему это он так покорно внимает, никогда не прерывая ее затянувшиеся лекции-монологи. И тогда она принялась строить разнообразные догадки. Маловероятные: что ему интересны рассуждения, касающиеся климата планеты и халатного обращения человечества с природой. Более вероятные: что Мите совершенно все равно и, о чем бы она ни говорила, он пропустит ее слова мимо ушей, ничего не услышит и будет продолжать думать о своем. Со временем выяснилось, что все Марусины версии в общем-то недалеки от истины. Оказалось, он – подающий надежды журналист, работающий в разнообразных ежемесячных изданиях и уже написавший пару больших статей в популярные еженедельники. И у него всегда при себе, в кармане синей куртки или вельветового пиджака, имеется маленькая черная записная книжка – молескин. Бывали дни, когда айсберг Митя, начиная понемногу оттаивать, вдруг выныривал из ледяной воды своих раздумий, брал Марусю под руку и аккуратно вел, чтобы она, разговорившись, не налетела на встречного, не споткнулась и не прошла по луже. Или, взяв ее за руку, почувствовав, что ей холодно, предлагал зайти куда-нибудь погреться, посидеть, выпить чая или глинтвейна. Но эти короткие случайные потепления вновь сменялись резким, неожиданным и обидным похолоданием. И тогда со стороны могло показаться, что он безразличный и даже слегка заносчивый молодой человек в толстом свитере и полосатом шарфе. На самом же деле он не просто молчал, а наблюдал, подслушивал и кропотливо заносил в свою книжечку аккуратным бисерным почерком все, что привлекало его внимание в метро, в кинотеатрах, на улицах, на вечеринках. Притаившись, он впитывал все происходящее вокруг, украдкой, как шпион, и в молескине появлялись высказывания знакомых, реплики прохожих, странные ситуации в магазинах, в кафе, уличные сценки, содержимое рекламных растяжек, мигающих здесь и там рекламных щитов. Иногда Митя поспешно и деловито, прямо на ходу, записывал в свою черную книжечку Марусины высказывания. И ее распирало от гордости. Она расправляла плечи и, не умолкая ни на минуту, шла рядом с ним на высоченных каблуках новеньких сапог, изредка переходя на бег. Ее волосы подпрыгивали, переливались золотом, ресницы дрожали, глаза светились, но он ничего этого не замечал, смотрел куда-то вдаль, как будто ловил, а потом старательно фиксировал какую-то важную, неожиданно пришедшую в голову мысль.

Чуть позже Маруся догадалась, что все эти резкие и обидные похолодания между ними происходили, когда наставало время сдавать в редакцию статьи. И тогда Митя впадал в болезненное состояние боязни не справиться с задачей, растерянности, страха, азарта и нездорового веселья. Он становился едким, раздражительным, сыпал злыми шутками, кутался в свой толстый свитер, прятался за шарфом, мерз и поглядывал на всех свысока. Иногда он был настолько рассеян, витал так далеко, что его приходилось окликать по нескольку раз. И Маруся не обижалась. Он молчал и обдумывал, она болтала в метро и на улице. Ей необходимо было высказать свое глубокое убеждение, что изменение климата – следствие многих взаимосвязанных причин. Все складывается в общий котел, и атмосфера потихоньку теплеет. Среднегодовая температура повышается. В Арктике и Антарктиде тают ледники, воды становится все больше. Если так пойдет, то в скором будущем Венеция может утонуть. Над ее площадями и дворцами будут плавать дельфины и скумбрии. Митя не возражал. Приободренная, Маруся продолжала трещать без запинки обо всем, что знает. И бо́льшая часть Марусиных речей сводилась опять-таки к тому, что ей бы хотелось заняться полезным, сто́ящим делом, а не каким-то там составлением ежемесячных отчетов в учреждении, торгующем недвижимостью. Мама и начальница-крестная чувствуют ее настроения и изо всех сил стараются превратить в прилежную, исполнительную служащую. Но она отчаянно сопротивляется, и эта борьба ужасно выматывает. А все потому, что ей бы хотелось как-то улучшать своей деятельностью мир, приносить пользу. И на ее взгляд, это как нельзя лучше было бы сделать, работая в сфере экологии и предотвращая глобальное потепление. Митя понимающе кивал, при этом умудряясь отвечать на звонки мобильного и заносить что-то в черный молескин. А Маруся тем временем, чувствуя прилив сил и вдохновения, затягивала любимую песню: «В нашей стране люди отвлечены на решение каких-то иных вопросов, связанных с выживанием. А до экологии никому нет дела. Конечно, на первый взгляд кажется, что намного важнее одеться, обуться, приобрести жилье, заработать на машины и дачи, укреплять экономику, достраивать города. За всем этим забывают о природе. Никому не важно, в каком состоянии находится окружающая среда, чем мы дышим. Вот мне и кажется, – бубнила Маруся, – что можно было бы принести бо́льшую пользу, если в каком-нибудь журнале, газете или в радиопередаче рассказывать об окружающей среде, о важности бережного отношения к ней, освещать различные преступления против природы. Ведь нельзя забывать, что наша страна вносит огромный вклад в загрязнение окружающей среды, а это косвенно сказывается на состоянии планеты в целом. Из-за этого на глазах меняется климат. Назревает глобальное потепление. И мы уже наблюдаем первые его ростки».

Митя редко возражал, он был идеальный слушатель, которому так и тянет все рассказать. И Маруся с готовностью делилась с ним мыслями о прочитанной статье на тему загрязнения воды. Митя задумчиво смотрел на нее, а потом принимался строчить что-то в свой черный молескин. Марусе удавалось прошептать что-нибудь, на ее взгляд, очень важное Мите на ухо даже в кинотеатре. И в постели, только-только выпутавшись из его объятий, еще в поту, она начинала рассуждать. И чтобы немного сдержать безбрежный поток мыслей, ощущений, надежд и устремлений, он угощал Марусю крупными синими виноградинами изо рта в рот. Или желтыми сочными грушами, которые никак нельзя было есть, при этом ухитряясь еще чего-нибудь говорить, так как с них тек сок и сок надо было улавливать ладонью, чтобы не испортить обивку дивана или не закапать плед. Но особенно он любил кормить ее грейпфрутами, нарезанными красивыми кольцами, похожими на желтые велосипедные колеса, с сочной розовой мякотью. Их поглощение никак не вязалось даже с произнесением обрывочных и случайных звуков. А уж связное слово, краткую оценку событий или оригинальное, но емкое мнение по вопросу исчезновения редких видов животных высказать за грейпфрутом не удавалось. И поэтому рядом с диваном на тарелочке всегда ждал своего часа спасающий от Марусиного экологического словоизвержения натюрморт, в состав которого входила парочка грейпфрутов, несколько груш, грозди винограда «Кардинал» и нож. И это позволяло Мите полежать немного в тишине, посмотреть в потолок и, теребя Марусин жесткий, извивающийся локон, спокойно обдумать тему предстоящей статьи.