Жоржи Амаду - Жизнь

Макабеа, напротив, была продуктом пересечения «чего» с «почему». Поистине, казалось, что она родилась от какой-то пустой идеи голодных родителей. Олимпико, по крайней мере, воровал все, что под руку попадет, и даже из будки, в которой ночевал. Совершенное убийство и кражи делали его человеком значительным, придавали вес, он чувствовал себя не кем-нибудь, а человеком чести. Олимпико мог спастись скорее, чем Макабеа, еще и потому, что очень талантливо умел рисовать смешные карикатуры на сильных мира сего, чьи фотографии печатают в газетах. Это было его местью. Один единственный раз он был добр с Макабеей, когда пообещал ей найти работу на металлургическом заводе, если ее уволят. Она приняла это обещание как незаслуженную радость (взрыв), потому что там она нашла бы единственную настоящую связь с миром: самого Олимпико. Но Макабеа обычно не беспокоилась о будущем: иметь будущее — непозволительная роскошь. Однажды Макабеа услышала по радио, что население земного шара — около 7 миллиардов. И она почувствовала себя потерянной. Но поскольку Макабеа умела во всем находить счастье, она скоро утешилась: вероятно, эти 7 миллиардов живут для того, чтобы помочь ей.

Макабеа любила фильмы ужасов и мюзиклы. Больше всего ей нравились повешенные женщины и выстрелы в сердце. По сути дела, Макабеа была самоубийцей, даже не зная об этом, хотя она никогда не покушалась на свою жизнь. Дело в том, что ее жизнь была такая пресная, как черствый хлеб без масла. В то время как Олимпико был дьявольски живуч и обладал ценным семенем, у Макабеи, как уже было сказано (или не было?) яичники были сморщенные, как вареный гриб. Ах, если бы я смог вмешаться в жизнь этой девушки, как следует вымыть ее, налить тарелку горячего супу и поцеловать в лоб перед сном. И сделать так, чтобы, проснувшись, она почувствовала, какая это отличная штука — жизнь.

По правде говоря, Олимпико никогда даже не делал вида, что ему нравится ухаживать за Макабеей — это я понял только сейчас. Возможно, он видел, что в Макабее не было расовой силы, она была третьего сорта. Зато когда он увидел Глорию, сослуживицу Макабеи, он сразу почувствовал в ней класс. В ее жилах текло хорошее португальское вино и кровь беглого раба. Хотя она была белой, но при ходьбе покачивала бедрами, как мулатка. Она осветляла до желточно-желтого цвета свои кудрявые волосы, корни которых всегда оставались темными. Но даже так она становилась блондинкой и поднималась на ступеньку выше в глазах Олимпико. Кроме того, у Глории было еще одно преимущество, которым житель северо-востока не мог пренебречь: когда Макабеа знакомила их, Глория сказала, что «она кариока до мозга костей». И хотя Олимпико не знал, что значит «до мозга костей», он понял, что Глория принадлежит к привилегированному классу южан. Оценивая Глорию, Олимпико скоро пришел к выводу, что она некрасива, но хорошо откормлена. И этот факт сделал ее товаром высокого качества.

В это время его чувства к Макабее остыли и превратились в рутину, хотя они никогда и не были горячими.

Олимпико часто не приходил на свидания. Но для Макабеи он был возлюбленным. И она думала только о том дне, когда он захочет стать женихом. И жениться.

Из разговоров Олимпико узнал, что у Глории есть отец, мать и горячая пища в определенные часы. Олимпико просто пришел в экстаз, когда узнал, что ее отец работает в мясной лавке. Он догадывался, что Глория будет очень плодовитой, в то время как Макабеа, казалось, несла в себе свою собственную смерть.

Да, забыл сказать об одном факте, поистине удивительном: в жалком, почти увядшем теле Макабеи безграничное дыхание жизни было таким сильным и таким богатым, как у беременной девственницы, оплодотворенной партеногенезом; она видела сумасшедшие сны, в которых появлялись громадные доисторические животные, словно она жила в эпоху, далекую от нашего кровавого времени.

Случилось так (взрыв), что Олимпико внезапно порвал всякие отношения с Макабеей. Эти отношения, возможно странные, были, тем не менее, слабым подобием любви. И вот Олимпико заявил ей, что встретил другую девушку, и что эта девушка — Глория. (Взрыв). Макабеа прекрасно видела, что творится с Олимпико и Глорией: они целовались взглядом.

Глядя в невыразительное лицо Макабеи, Олимпико захотелось даже сказать ей какую-нибудь любезность, чтобы смягчить прощание навсегда. И поэтому он сказал:

— Ты, Макабеа, как волос в супе. Тебя не хочется съесть. Прости, если я тебя обидел, но это правда. Ты обиделась?

— Нет, нет, нет! Ах, пожалуйста, я хочу уйти! Пожалуйста, поскорей говори мне» прощай»!

Лучше бы я не говорил о счастье или несчастье: не провоцировал это бесчувственное расставание и сирень, этот запах фиалок, ледяные волны прилива, оставляющие пену на песке. Нет, это слишком больно.

Забыл сказать, что Макабеа, к несчастью, была чувственной. Как могло случиться, что в таком жалком теле помещалось такое сладострастье, а она даже не знала об этом? Загадка. Она попросила у Олиипико в начале их любви маленькую фотографию размером 3 на 4, где он улыбался, демонстрируя золотой клык, и это так ее взволновало, что бедной Макабее, чтобы успокоиться, пришлось трижды прочитать «Отче наш» и дважды «Аvе Маriа».

В тот момент, когда Олимпико ее бросил, ее реакция (взрыв) была самой неожиданной. Она захохотала, ни больше, ни меньше. Она смеялась, потому что не помнила, как плачут. Удивленный Олимпико тоже издал несколько смешков, не понимая, что происходит. Какое-то время они смеялись вместе. Вдруг Олимпико осенило, и он спросил с неожиданной чуткостью, не нервный ли это смех. Макабеа перестала смеяться и сказала очень, очень устало:

— Не знаю…

Макабеа поняла одну вещь: причиной ее несчастья была Глория. Но так и должно было случиться, потому что Глория была толстой. Полнота всегда была тайной мечтой Макабеи, потому что еще в Масейо она услышала, как какой-то парень сказал проходившей по улице толстушке: «Полнота — твоя красота! «. С этого самого момента ей захотелось поправиться, и тогда она высказала единственную в своей жизни просьбу. Она попросила тетку купить рыбий жир (уже тогда она была подвержена влиянию рекламы), на что тетка ответила:

— Воображаешь, что ты дочь миллионера?

После того, как Олимпико ее бросил, Макабеа, не будучи по природе меланхоличной, старалась жить так, словно ничего не случилось. (Она не чувствовала отчаяния и т. п. и т. д…). Да и что могла она сделать? Макабеа была натурой стойкой. К тому же, меланхолия — привилегия богачей, тех, кому нечего делать. Меланхолия — это роскошь.

Да, забыл сказать, что на следующий день, после того, как Олимпико дал ей отставку, Макабее пришла в голову одна мысль. Поскольку никто не собирается устраивать ей праздник, а тем более свадьбу, она решила это сделать сама. Праздник состоял в том, что Макабеа купила безо всякой нужды новый тюбик губной помады, не розовой, какой она обычно пользовалась, а ярко-красной. В умывалке она накрасила рот, перекрыв его естественные очертания, чтобы ее тонкие губы стали похожи на шикарные губы Мерилин Монро. Потом она взглянула в зеркало и увидела там какую-то жуткую фигуру, у которой вместо губ, казалось, было кровавое месиво, словно после зубодробительного удара (небольшой взрыв).