Жоржи Амаду - Жизнь

— Да, сеньора.

Тогда мадам Карлота сказала, что все стены ее комнаты в Манге были красиво разукрашены.

— Ты знаешь, сокровище мое, что мужской запах полезен? Полезен для здоровья. Ты уже пробовала, как пахнет мужчина?

— Нет, сеньора.

Наконец, помуслив пальцы, мадам Карлота велела Макабее снять карты.

— Левой рукой, слышишь, мой цветочек?

Макабеа разделила колоду дрожащей рукой: впервые у нее будет судьба. Мадам Карлота (взрыв) стала наивысшей точкой ее существования. Какой-то вихрь ворвался в ее жизнь, закружил и поставил перед этой знатной дамой, чьи нарумяненные щеки блестели, как пластмассовые.

Мадам вдруг вытаращила глаза:

— Но, Макабеазинья, какая жуткая у тебя жизнь! Как мой друг Иисус жалеет тебя! Какой кошмар!

Макабеа побледнела: ей никогда не приходило в голову, что ее жизнь такая плохая. Мадам рассказала все о ее прошлом, даже то, что она рано лишилась родителей и что ее воспитывала родственница хуже мачехи. Макабеа изумилась: она всегда считала, что тетка много сделала для нее, благодаря ей Макабеа стала такой воспитанной девушкой.

Но мадам на этом не остановилась:

— Что касается настоящего, лапушка, оно тоже ужасно. Ты потеряешь работу и уже потеряла возлюбленного, бедняжечка. Если не можешь, не плати мне за совет, я женщина со средствами.

Макабеа, не привыкшая получать милостыню, отказалась от такого подарка, но сердце ее переполняла благодарность.

И вдруг случилось неожиданное: лицо мадам расцвело:

— Макабеа! У меня для тебя потрясающие новости. Слушай внимательно, цветочек мой, потому что это очень важно. Это очень серьезное и очень радостное известие: твоя жизнь коренным образом изменится. Более того, она изменится в тот самый момент, когда ты выйдешь из моего дома! Ты почувствуешь, что стала другим человеком. Знай, радость моя, твой возлюбленный вернется к тебе и сделает предложение, он раскаивается! А твой шеф скажет, что ты стала работать лучше, и он не собирается тебя увольнять! Макабее никогда не хватало мужества надеяться.

А теперь голос мадам прозвучал для нее, как трубный глас с небес. И сердце Макабеи учащенно забилось. Мадам права: Господь наконец обратил на нее внимание. Глаза Макабеи широко распахнулись навстречу Будущему (взрыв). И я, в конце концов, тоже надеюсь.

— Это еще не все! Большие деньги придут в твой дом от одного иностранца. Ты знаешь какого-нибудь иностранца?

— Нет, сеньора, — ответила обескураженная Макабеа.

— Значит, скоро узнаешь. У него светлые волосы и голубые глаза, нет зеленые, или карие, или черные. И хотя ты влюблена в своего бывшего кавалера, этот гринго влюбится в тебя. Нет! Нет! Нет! Теперь мне открылось другое (взрыв), и хотя я не вижу очень четко, я слышу голос моего святого: этого иностранца зовут, кажется, Ганс, он-то и женится на тебе! У него много денег, все гринго богатые. Если я не ошибаюсь, а я никогда не ошибаюсь, он будет очень тебя любить, и ты, сиротинка моя, ты будешь одеваться в бархат и атлас и даже получишь в подарок шубу!

Макабею начала (взрыв) бить крупная дрожь — от избытка счастья. Она только и смогла пролепетать:

— Но ведь в шубе в Рио жарко…

— Шуба будет просто для красоты. Давно же не выпадали у меня такие хорошие карты. Я всегда говорю правду. Например, я честно сказала той девушке, которая была здесь перед тобой, что она попадет под машину, она даже плакала. Видела, какие красные у нее были глаза? А теперь я дам тебе талисман, который должен храниться в лифчике, соприкасаясь с гринго — иностранец. кожей. У тебя совсем нет бюста, бедняжка. Но ничего: ты растолстеешь и войдешь в тело. А пока подкладывай в лифчик ваты, чтобы казалось, что грудь у тебя имеется. Послушай, радость моя, этот талисман я тоже должна тебе продать. Это из-за Иисуса, потому что все деньги, которые я зарабатываю гаданием, я отдаю в сиротский приют. Но если не можешь, не плати, отдашь, когда все сбудется.

— Нет, я заплачу, вы все угадали, вы…

Макабеа была, как пьяная, мысли путались, словно ее ударили по голове, на которой росли жидкие волосенки. Она чувствовала себя такой потерянной, словно с ней случилось несчастье.

Кроме того, она впервые познала чувство, которое называют страстью: она страстно влюбилась в Ганса.

— Что мне делать, чтобы волосы стали гуще? — она осмелилась задать вопрос, потому что чувствовала себя другим человеком.

— Не слишком ли много ты хочешь? Ну, да ладно: мой голову мылом «Аристолино» и не пользуйся твердым желтым мылом. За этот совет я денег не беру.

Даже это? (взрыв), и ее сердце бешено забилось. Даже густые волосы? Макабеа уже забыла Олимпико и думала только о гринго: ей посчастливилось подцепить мужчину с голубыми глазами, или зелеными, или карими, или черными — ошибки быть не могло, все варианты возможны.

— А теперь, — сказала мадам, — иди. Иди навстречу своему счастью. А я жду другую клиентку, я и так слишком долго с тобой задержалась, мой ангелочек, но дело того стоило! Повинуясь безотчетному импульсу, Макабеа, решительная и неловкая одновременно, звонко чмокнула мадам в щеку. И она снова почувствовала, что ее жизнь уже изменилась к лучшему: было так приятно поцеловать кого-то. В детстве ей некого было целовать, и она целовала стену. Лаская ее, она ласкала саму себя.

Макабеа была поражена, как это мадам Карлота так точно все угадала. Только теперь она поняла, какой жуткой была ее жизнь. Она чуть не зарыдала, увидев все в истинном свете, а ведь она, как я уже говорил, всегда считала себя счастливой.

Макабеа, спотыкаясь, вышла из дома гадалки и остановилась в темном переулке. Уже смеркалось. Наступил час сумерек — ничейный час. Но затуманенному взору Макабеи эти финальные минуты уходящего дня показались пятном крови и золота, почти черного. Ее поглотило богатство красок, которое, несмотря на первую гримасу ночи, было, да, да, да, пышным и глубоким. Оглушенная, плохо соображая, где находится, Макабеа стала переходить улицу. Ее жизнь изменилась, и изменилась благодаря словам. Еще со времен Моисея известно, что слово — божественно. Макабеа почувствовала, что стала другой. Она была беременна будущим. И чувствовала в себе надежду, такую огромную, каким никогда не было ее отчаяние. Она уже не была сама собой, это, конечно, потеря, но она нашла больше, чем потеряла. Если раньше она была приговорена к смерти, то гадалка вынесла ей новый приговор: жить. Вдруг всего стало так много, и все это принадлежало ей, что хотелось плакать. Но Макабеа не заплакала: ее глаза сверкали, как умирающее солнце. В тот самый миг, когда она ступила с тротуара на мостовую, чтобы перейти улицу, Судьба (взрыв) шепнула ей горячо и напористо: сейчас, уже, пришел твой час!

И тут из-за угла вылетел огромный, как океанский лайнер, желтый мерседес и сбил ее с ног — и в тот самый миг, словно в ответ, в каком-то уголке земного шара, взвился на дыбы и заржал конь.