Виталий Владимиров - Закрытый перелом

Виктор нагнулся, пошарил в спортивной сумке и достал из нее ручки для дверей:

— Ага, пусти-ка…

Виктор прошел в комнату, слегка отстранив Сергея, который так и стоял с букетом в одной руке и тряпкой в другой. Виктор хотел примерить ручку, присел около двери, но не удержался и шлепнулся на пол. Его насмешила такая неудача, он добродушно рассмеялся, но вставать не стал, а поставил сумку между ног, достал из нее дверные ручки и покидал их на диван, стоящий рядом с дверью. Потом обнял колени и поднял голову на Сергея.

— Старик! Желание женщины для нас — закон! Не согласен? — и Виктор грозно сдвинул брови.

— Согласен, — сдержанно ответил Сергей. — Конечно, закон. Только законом для меня является желание любимой женщины.

Виктор мотнул головой.

— Любимой? Что ты в этом понимаешь?

— В чем? — насторожился Сергей. Ему был неприятен развязный, пьяненький тон Виктора, то, что у него оказались ключи от квартиры, то, что Виктор сидел на полу, не вставал и не намеревался по всей видимости уходить.

— Как в чем? — небрежно отмахнулся Виктор. — В любви, конечно, в чем же еще.

— То есть как это не понимаю? — вспыхнул неожиданно даже для самого себя Сергей. — Как же это я не понимаю, если люблю!

— Ты?!

Виктор поднял голову и очень серьезно, с искренним страданием, которое засветилось болью в его глазах, сказал:

— Значит, не я один…

— Ты?! — теперь растерянно опустил руки Сергей. — Ты тоже?.. Ты тоже любишь Марину?.. А она?.. Тогда почему же, я не понимаю?..

И он машинально вытер разом вспотевший лоб тряпкой, которую держал в руке. В другой руке уныло висел букет.

Настало время удивляться Виктору. Наконец, он понял, от чего разволновался Сергей, опять негромко рассмеялся, кряхтя поднялся, подошел к Сергею и дружески обнял его, обдав перегарчиком.

— Так ты влюбился в Маринку?!.. Что ж, бывает…

Виктор прошел в комнату, тяжело плюхнулся на диван, покрутил головой и, звонко ударив себя ладонью по колену, опять развеселился:

— Ну, нет, это надо же!.. Цирк зажигает огни — вот как называется этот водевиль…

Виктор посмотрел на побледневшего Сергея, на его худые руки, судорожно сжимающие тряпку и букет, и ему стало жалко Сергея, как жалеют беззащитного малыша, щенка или котенка. И Виктор решил, подражая Антону, открыть Сергею великие истины, вид на горные вершины высокого духа, парящего, как демон во вселенной, над бременем страстей человеческих.

— Ты только успокойся, старик… Не дрейфь… Какая разница: Марина, Люся или Таисья? Все пройдет, все уйдет, растает в черном дыме крематория или превратится в прах и тлен… Все пройдет… Вот как сказал об этом поэт Валерий Истомин, ты, небось, и не слышал о таком?.. А наша истинная сущность — отраженье ужасной истины, что я — лишь только в что-то превращенье круговорота бытия… Лишь только в что-то… Усек, старик?..

— Усек, — уже успокоившись, кивнул головой Сергей. Он внимательно слушал Виктора, ожидая, когда тот возведет до конца храм своих умозаключений.

— Молоток!.. Раз все проходит и все пройдет — пройдет и твоя любовь к Марине. Понял?.. Пройдет, как у меня прошла, пройдет, как прошла у Антона… К Марине, я имею ввиду… Но Марину не вздумай обижать. Так-то! Марина — это ш.п., швой парень, значит.

Она — надежный человечек, никогда не выдаст, да и в делах любовных искусница, тут ничего не скажешь…

Виктор не заметил, как побелели костяшки пальцев Сергея, сжимающие букет.

Но Сергей молчал, и Виктор истолковал его молчание как сомнение в его, Виктора, словах, и поэтому он решил по-дружески открыть глаза Сергею, как недавно ему открыл глаза Антон.

— Жаль, конечно, девку, но время ее ушло… Безвозвратно, как все уходит… Вот, еще несколько лет назад она была вся в соку, как говорится, а сейчас… Сейчас с ней хорошо дружить, но жить… Нет, согласись, что с ее характером ей только на общественном транспорте контролером работать… Скажешь, я не прав, старик?.. И смотри, как бы она тебя не охомутала, совсем в бабу не превратила…

Весь этот монолог Виктора был скорее обращен не к Сергею, как самому себе. Виктор убеждал самого себя в своей правоте, следуя логике и духу Антона, утвердительно размахивал руками, но посмотрел на Сергея только на последней своей фразе.

Сергей сунул тряпку в карман передника, снял очки и тщательно протер их краем передника. Потом прошел в комнату, выключил по пути тихо играющую радиолу, аккуратно положил букет н стол, а очки на сервант и повернулся к Виктору, который с добродушной ухмылкой наблюдал на ним.

— Знаешь что, подонок? — тихо сказал Сергей. — Пошел-ка ты вон отсюда. Это ты — старик, а не я. Это твое время ушло навсегда, а не мое. Это ты так испоганился, что душа твоя, как медуза, скользкая и ядовитая. Я люблю Марину, слышишь, подонок, люблю, а что это значит, любить по-настоящему, тебе никогда не понять. Тебе этого просто не дано, подонок, ты лишен этого, потому что амеба ты убогая среди людей. Я знаю, что Марине больно, что ей тоскливо, что она мечется, как раненая, но я ее спасу, потому что я ее люблю, и мне неважно, с кем она была раньше и какие подонки растоптали ей душу: Пижон, Антон или ты, гнида…

И Сергей решительно двинулся на Виктора.

— Салют, мальчики!

Сергей и Виктор, вздрогнув, повернулись на голос.

В дверях стояла Марина.

— О чем дебаты, граждане представители сильного пола?

Марина подошла к Сергею, крепко-крепко прижалась к нему, и преданно глядя на него снизу, начала нежно выговаривать ему:

— Здравствуй, любимый мой! Не стыдно тебе? Ну, почему ты у меня такой непослушный? Я же тебя просила, родной ты мой, не лишай ты меня моих женских забот. Это же счастье для меня — ухаживать за тобой. Ты здесь хозяин, ну, а я — хозяйка, я сама все уберу-приберу, все сделаю, лишь бы тебе было спокойно, удобно работать. А ты пиши свою диссертацию, хорошо? И потом у нас гость, Сереженька, встречай его, как положено хозяину.

Марина развязала тесемки на спине у Сергея, плавно снял передник ему через голову, взяла очки с серванта и осторожно надела их Сергею на нос.

Сергей улыбнулся и залился краской, словно зажегся красный фонарик. Он привычным движением толкнул средним пальцем очки на место, а Марина поймала его руку и прижалась к ней щекой.

— Пиши, писатель, пиши, — насмешливо заговорил Виктор. — Диссертацию о любви одноклеточных.

Сергей было опять резко двинулся на Виктора, но Марина удержала его и повернулась к Виктору, развалившемуся на диване.

— Гостю, кажется, не нравится тема нашей диссертации? — насмешливо спросила она. — Это, конечно, не то, что разрабатывать режимы прокатки труднодеформируемых сплавов. Ну, а если прокатка на практике не получается, так потому они и зовутся, эти сплавы, труднодеформируемыми.