Виталий Владимиров - Закрытый перелом

Таисия умолкла с таинственным видом, но никто ее не переспросил и она, не выдержав, шепотом сказала:

— Будто наши космонавты в космос летали и встретили их космический корабль, а в нем через иллюминаторы видели своих родных, которые уже умерли.

— Чепуха, — сказал Сергей. — Этого не может быть. И потом есть такой рассказ у Рэя Бредбери.

— Кто знает? — рассудительно сказал Антон. — Это описано не только у Бредбери, но и у Лема в "Солярисе", так что тема волнующая.

— Получается, что загробная жизнь — это реальность? — спросил Виктор.

С тех пор как они сели за стол, Люся почти не смотрела на Виктора, только вежливым кивком головы благодарила его, если он предлагал ей что-нибудь из еды, но теперь она повернулась к нему, и глаза их опять встретились. Ощущение единства с Люсей у Виктора на сей раз было не таким острым, как тогда, в передней, но он вновь почувствовал веяние той радостной, но пока еще зыбкой тайны, которая уже существовала между ними. Люся улыбнулась Виктору и спросила с искренней заинтересованностью:

— А вы, действительно, совершили открытие?

— Действительно, — ответил Виктор. — Открыл закрытое. А ведь у нас же все разделено на закрытое и открытое. Бывает, например, открытая улыбка, открытое письмо. Я недавно открыл для себя, что закрываю глаза, когда целуюсь.

— И я, — сладко потянулась Таисия.

— Но это только мое открытие, для меня, а другие открывают, что быстрее скорости никуда не поедешь или что одноклеточные как-то странно мигрировали в период палеозоя, или что металл при определенных условиях становится мягким, как воск, а третьи открывают заседание и решают, что считать открытым, а что закрытым. Даже переломы и то бывают открытыми и закрытыми…

— А откуда у вас эти маски? — спросила Люся.

— Я лично против того, чтобы автор развешивал свои работы в своей квартире, устраивая из из жилья художественный салон, — сказал Антон. — Но в данном случае имейте снисхождение к хозяину и моему другу.

— Это все ваше? — Люся с любопытством посмотрела на Виктора.

Опять их глаза встретились. И если во время первой встречи ее глаза сказали молча: "Вы мне нравитесь…", то сейчас они сказали: "Мне с вами интересно…"

И снова радостное ощущение общей тайны охватило Виктора, но это было уже ощущение не зыбкой, как мираж, мечты о сближении, а уверенность, что так оно и будет.

— Это, пожалуй, не маски, — ответил Виктор Люсе, — а лица… Человеческие лица… Впрочем, разве наши лица — не те же маски, которые только условно отражают наши чувства. Удивишься — и брови полезли вверх, огорчился — и уголки губ опустились… Я бы рассказал вам, Люся, что я хотел выразить каждой маской, но лучше вы сами посмотрите и скажите свое мнение, а потом мы сравним, насколько это совпадает с тем, что задумано… Бывает же так, что достаточно посмотреть друг на друга и все понять… Так и маски мои молчат… То ли дело министр песен, взял гитару и запел? Верно, Антон?

Все повернулись к Антону.

— Ой, Антон, спой, пожалуйста, — захлопала в ладоши Таисия. — Про желтого цыпленка, а?

Антон встал из-за стола, взял гитару и сел на тахту. Остальные приготовились слушать, развернув стулья в его сторону.

Антон перебрал несколько аккордов, то ли проверяя настройку гитары, то ли настраиваясь сам. Запел он негромко, но очень чисто и с затаенной болью и грустью:

В этом месте Антон, вздохнув, распрямился. Голос его окреп и летел в завораживающем ритме гитарного боя:

Антон оборвал песню на верхней ноте, и тишина зазвенела его застывшим криком и застыли лица за столом, и застыли маски на стене, и, казалось, что пауза будет вечной, но Антон, как с обрыва, словно в падении, переходящем в парящий полет, закончил песню:

Молчание первой нарушила Марина:

— А может счастье именно вот в этом, в чуть пожелтевшем золоте дубрав… — задумчиво повторила она и вздохнула. — Знаешь, Антон, после твоих песен сразу хочется жить и работать.

Было заметно, что Марине непросто говорить эти слова, как будто горьковатые на вкус, да и на остальных песня произвела сильное впечатление.

— Еще, — восторженно попросил Сергей и вместе со стулом пересел ближе к Антону.

Таисия сияла, ну, просто лучилась от гордости за Антона.

Люся с интересом, искоса, разглядывала Антона, так, что Виктор почувствовал даже мгновенный укол ревности.

Антон пел еще, пел много, не скупясь, умело подбирая репертуар и каждый раз находя следующей песне свою интонацию: то лирически грустную, то бесшабашно веселую, то лукаво ироничную, то ласково нежную, то озорно разухабистую…

Потом отложил гитару:

— Как вам это нравится? Народ вовсю эксплуатирует своего диктатора. А ну-ка, Вика, поставь что-нибудь мелодично-ритмичное.

Пока Виктор выбирал кассету, Антон с Сергеем отодвинули столик, а Люся встала и рассматривала маски.

Пространство комнаты мягко заполнила музыка. Виктор подошел к Люсе и пригласил ее на танец. Когда она положила руку ему на плечо, а он обнял ее за талию, то мысленно поблагодарил того неизвестного гения, который придумал возможность этого плавного, легкого, слитного движения двух тел, самой природой предназначенных друг другу.

— Я смотрела на ваши маски и заметила, что если меняется освещение, то меняется и их выражение, — сказала Люся и откинула голову, чтобы удобнее было смотреть на Виктора.

— Также, как и человеческие лица выглядят по-разному в зависимости от освещения, — согласно кивнул головой Виктор. — Ваше, например, сейчас похоже на освещенный изнутри лунный камень, но только не холодным ночным светом, а светом теплого заката, который чуть бледнеет перед наступлением темноты.

— Спасибо за красивое сравнение, — сказала Люся, — мне нравится, как вы говорите, мне хочется смотреть на ваши маски, простите, человеческие лица, и отгадывать, что они хотят сказать, а значит, что хотели сказать вы, мне хочется, чтобы вы говорили еще…