Грэм Грин - Человеческий фактор

Магазин был необычно респектабельный для этого района Сохо, совсем непохожий на тот, что находился через улицу под вывеской, на которой ярко-красными буквами стояло просто «Книги». В витрине того магазина лежали журналы с голыми девицами, которые никто никогда не покупал, – они были как знак из давно всем известного кода, обозначавший, чем можно тут поживиться и на что потратить деньги. А в витрине магазина «Холлидей-энд-Сан» – напротив ярко-красной вывески – стояли книги, выпущенные издательствами «Пенгвин» и «Эверимен», а также подержанные экземпляры мировой классики. Сына в магазине никогда не было видно, – там сидел лишь старший Холлидей, седой и сгорбленный, и с любезным видом, таким же неизменным, как и старый костюм, в котором он, наверное, хотел бы и в гробу лежать, встречал покупателей. Всю свою деловую переписку он вел от руки, и сейчас как раз писал одно из писем.

– Отличное осеннее утро, мистер Кэсл, – заметил мистер Холлидей, с великим тщанием выводя: «Ваш покорный слуга».

– За городом утром был легкий морозец.

– Что-то рановато, – заметил мистер Холлидей.

– Скажите, нет ли у вас «Войны и мира»? Я никогда не читал этой книги. Похоже, пора за нее взяться.

– Вы уже закончили «Клариссу», сэр?

– Нет, но боюсь, застрял. При одной мысли, что надо прочесть еще столько томов… Словом, нужно переключаться на что-то другое.

– Издание «Макмиллана» уже разошлось, но, по-моему, у меня есть хоть и подержанный, однако довольно чистый экземпляр из серии «Мировая классика» – все в одном томе. Перевод Эйлмера Мода. А лучше Эйлмера Мода никто не переводил Толстого. Он ведь был не просто переводчиком, но и другом автора. – Мистер Холлидей положил перо и огорченно посмотрел на «Ваш покорный слуга». Ему явно не нравилось, как он вывел эти слова.

– Вот этот перевод я и хочу иметь. Два экземпляра, пожалуйста.

– Могу ли осведомиться, сэр, как ваши дела?

– Сын у меня болен. Корь. О, ничего опасного. Пока никаких осложнений.

– Рад это слышать, мистер Кэсл. Корь в наши дни может вызвать немало тревог. На службе, надеюсь, тоже все в порядке? Никаких кризисов на международном горизонте?

– Мне, во всяком случае, об этом не известно. Все очень тихо. Так что я всерьез подумываю уйти на покой.

– Мне очень жаль это слышать, сэр. Джентльмены, много поездившие по свету, нужны нам в нашей внешней политике. Вам, я уверен, дадут хорошую пенсию?

– Сомневаюсь. А как у вас идут дела?

– Тихо, сэр, очень тихо. Вкусы меняются. Помню, в сороковые годы люди стояли в очереди за новым томом «Мировой классики». А нынче на великих писателей очень маленький спрос. Старики стареют, а молодежь… похоже, слишком долго они остаются молодыми, и вкусы у них не такие, как у нас… Вот у моего сына дела идут куда лучше – в той лавке через дорогу.

– Среди его покупателей, наверно, есть люди со странностями.

– Я предпочитаю не обсуждать этого, мистер Кэсл. Наши магазины никак между собой не связаны. Я этого правила твердо держусь. Ни один полисмен не явится сюда за… между нами говоря, «взяткой». Собственно, никакого реального вреда то, чем торгует мой сын, принести не может. Я бы сказал, это все равно что пытаться обратить в свою веру тех, кто уже обращен. Нельзя испортить испорченных, сэр.

– Надо мне будет как-нибудь познакомиться с вашим сыном.

– Он приходит сюда по вечерам помочь мне с бухгалтерией. Голова у него куда лучше работает с цифрами, чем у меня. Он часто спрашивая про вас, сэр. Интересуется, что вы покупаете. По-моему, он иногда завидует, что у меня такие клиенты, хоть их и немного. К нему-то приходят крадучись, сэр. Там о книгах не говорят, как мы с вами.

– Не могли бы вы сказать сыну, что у меня есть «Мосье НиколА» [имеется в виду «Господин Никола, или Разоблаченное человеческое сердце» – шестнадцатитомный автобиографический роман французского писателя Ретифа де Ла Бретонна (1734-1806), в котором изображаются нравы Франции XVIII в. и с беспощадной откровенностью анализируются психологические мотивы человеческого поведения], – я бы охотно продал эту книгу. Думаю, для вас она не совсем подходит.

– Я не уверен, сэр, что это и его товар. Согласитесь, это же своего рода классика – название для покупателей сына ничего не говорит, а книга дорогая. В каталоге она попадет в рубрику «Эротика», а не «Курьезы». Может, конечно, кто-нибудь и захочет взять ее на время. Понимаете, большую часть книг сын дает под залог. Сегодня человек берет книгу, а завтра обменивает ее на другую. Его книг люди не держат, как, к примеру, прижизненное собрание сочинений сэра Вальтера Скотта.

– Так вы не забудете сказать сыну? «Мосье Никола».

– Нет, что вы, сэр. Ретиф де Ла Бретонн. Ограниченный тираж. Выпущено «Родкером». Память у меня по части старых книг энциклопедическая. А «Войну и мир» вы с собой возьмете? Тогда разрешите мне пять минут порыться в подвале.

– Можете отослать мне ее по почте в Беркхэмстед. Все равно у меня сегодня нет времени читать. Только не забудьте сказать вашему сыну…

– Разве я когда-либо забывал что-то передать, сэр?

Выйдя из магазина, Кэсл перешел через улицу и заглянул в заведение напротив. Он обнаружил там лишь молодого прыщавого юнца, уныло продвигавшегося вдоль полки с книгами «Только для мужчин» и журналами «Пентхаус»… В глубине лавки висела зеленая репсовая занавеска. За нею, по всей вероятности, скрывались более дорогостоящие и мудреные предметы, равно как и более застенчивые покупатели, а также, очевидно, и молодой Холлидей, с которым Кэсл ни разу еще не имел счастья встретиться – если счастье правильное тут слово, подумал он.

На сей раз Дэвис явился на службу раньше Кэсла.

– Я пришел сегодня пораньше, – извиняющимся тоном объявил он. – Сказал себе: новая метла ведь, может, все еще метет. Вот я и подумал: надо проявить усердие… оно не повредит.

– С утра Дэйнтри здесь не появится – сегодня же понедельник. А он отправился на уик-энд куда-то на охоту. Из Заира ничего больше не поступало?

– Ровным счетом ничего. Янки просят дать более подробную информацию о китайской миссии в Занзибаре.

– Нам нечего им дать. Теперь это уже забота Пятого управления.

– По тому, как квохчут янки, можно подумать, что Занзибар у них под боком, вроде Кубы.

– Так он действительно у них почти под боком – в эпоху реактивных-то самолетов.

В комнату вошла генеральская дочка Синтия с двумя чашками кофе и телеграммой. На девушке были коричневые брючки и свитер. Что-то роднило ее с Дэвисом: она тоже любила изображать из себя нечто другое, чем на самом деле. Если правоверный Дэвис, казалось, заслуживал не больше доверия, чем букмекер, то Синтия, существо домашнее, выглядела этаким лихим бойцом-десантником. Жаль только, что она была не слишком сильна по части орфографии – правда, в ее орфографии, равно как и в имени, было, пожалуй, что-то от елизаветинских времен. По-видимому, она искала Филипа Сидни [Сидни, сэр Филип (1554-1586) – английский писатель, блестяще образованный придворный и дипломат, погиб во время войны Англии с Испанией], а нашла пока только Дэвиса.