Грэм Грин - Капитан и Враг

– Какого капитана?

– Мы всегда так звали его – я имею в виду моего отца.

– О, он и так достаточно занят… своими делами… какие они у него там ни на есть. И своим самолетом. Кстати, вы не знаете, где он держит этот свой самолет?

– Я полагаю, в аэропорту.

– Да, я тоже так полагаю. Глупый я задал вопрос. Просто я никогда не видел его самолета. Правда, здесь два аэропорта. Внутренний и международный, и я, как правило, пользуюсь международным.

– Вы хотите, чтобы я спросил его?

– Нет, нет, забудьте об этом. Это было пустое любопытство. Впрочем, нет, по правде говоря, не совсем пустое. При моей профессии мне в любой момент может понадобиться небольшой самолет. Я могу хорошо заплатить – то есть я хочу сказать, моя газета, конечно, может хорошо заплатить, а здесь так мало частных самолетов.

– А вы спрашивали его?

– Когда-нибудь спрошу, если мне действительно понадобится, и я уверен, что он всегда готов будет мне помочь. Как-никак он же соплеменник, англичанин, а в этой части света я скорее поверю англичанину, чем янки.

– Почему? Вы же работаете на них.

– О, я не имею в виду людей из моей газеты, но журналистикой в этой части света заниматься непросто. Хорошая информация подчас сопряжена с долей риска. Найдутся люди, которые не захотят, чтоб она была опубликована, так что в известном смысле чувствуешь себя уютнее, когда знаешь, что есть еще один англичанин…

Наша беседа в «известном смысле» шла кругами, и я почувствовал, что почему-то не верю ни единому слову мистера Квигли. По-видимому, он заметил мое недоверие.

– Я тут болтаю с вами о всякой ерунде, – сказал он, – вместо того чтобы заниматься делом. А у меня сегодня уйма всего.

– Какие же у вас сегодня дела?

– Дать информацию, конечно, как всегда, дать информацию. Если вы почти каждую неделю не даете в газету чего-то новенького, они считают, что вам не за что платить деньги. Иной раз, признаюсь, хоть выдумывай.

Это было мне вполне понятно – разве не таким же путем я получил свою первую работу? Пожалуй, впервые я почувствовал, что у меня может быть что-то вообще с мистером Квигли. И мне захотелось помогать ему – если бы только он уточнил, в чем именно. Я шагнул к стойке портье, чтобы отдать ключ, и услышал за своей спиной:

– Ну, я пошел. Скоро увидимся.

Я обернулся, но он уже ушел, исчез, хоть и не растворился в воздухе, ибо в воздухе Панамы, сыром и насыщенном еще не пролившимся за этот день дождем, нельзя раствориться.

– Я хочу кое-что тебе показать, – сказал мне Капитан.

Он порезался, бреясь, и пригнулся к зеркалу, чтобы лучше рассмотреть ранку. Мне вспомнилось, как много лет тому назад он порезался, когда сбривал бороду.

– Надо было вам тогда оставить бороду, – сказал я, – сейчас не пришлось бы бриться.

– Это ведь было много-много лет назад, и к тому же Лайзе не нравилась моя борода. Когда я тогда вернулся, она сказала мне, что я стал другим – такого человека она не знает.

– Я думаю, она имела в виду не бороду.

– Наверно, ты прав. Но я удивлен, что в том возрасте ты сумел это заметить.

– Она боялась, что без бороды вас схватит полиция. То есть если вы сбреете ее.

– Опять верно. Но сейчас все обстоит иначе. Я ведь не имею дела с английскими фараонами. Они привыкли заниматься простыми вещами – убийством или кражей драгоценностей. А здесь с помощью бороды или изменения прически людей не проведешь. Приходится быть куда осторожнее. Здесь все – политика. – И, отвернувшись от зеркала, Капитан сказал: – Слава богу, тюрьма мне здесь не грозит. Грозит только смерть.

– Господи помилуй, почему?

– А чего волноваться по поводу смерти? Смерть неизбежна, так не все ли равно? А если все пойдет благополучно, Лайза будет богатой женщиной, когда меня не станет.

– Она никогда не хотела быть богатой.

– Ладно, вычеркиваем слово «богатой». Я хочу, чтобы она была обеспечена – только и всего… если что-то случится со мной.

Всякий раз, как он упоминал о Лайзе, сердце у меня уходило в пятки: ему же придется рано или поздно узнать, что она умерла. Я снова пожалел, что с самого начала не сказал ему о ее смерти.

– Я тут веду игру с более высокими ставками, – продолжал он между двумя взмахами бритвы, – чем драгоценности на какую-то тысячу фунтов, а потому и наказание немного тяжелее. По крайней мере для тех, кто считает смерть более тяжким наказанием, чем тюрьма. Но я-то знаю, что такое тюрьма. Я хлебнул там предостаточно во время войны. А, черт, опять порезался. Дай-ка мне кровоостанавливающую палочку. Да я бы в жизни не бежал из того немецкого лагеря, если бы считал, что тюрьма лучше смерти.

– Значит, эта история – правда? – спросил я.

– Конечно, правда. А что?

– Мой отец считал, что многие ваши истории – чистая ложь.

– Да ведь это же Сатана любил приврать, а не я. И выиграл я тебя в трик-трак, а не в шахматы.

– А эта история о вашем побеге через Пиренеи и о том, как вы попали к испанским монахам?

– Так откуда же я мог бы научить тебя хоть немного испанскому и как бы я справлялся здесь, если бы его не знал?

– А насчет всех этих мулов?

– Сегодня, – сказал он и, отвернувшись от зеркала, торжественно поднял вверх бритву, как священник поднимает Святые Дары, – я покажу тебе одного из мулов в его стойле. Только ты да и я будем знать, где это стойло находится, – ну и еще, конечно, несколько моих настоящих друзей, которые, надеюсь, никогда меня не предадут. – Он вытер лезвие бритвы и снова повернулся ко мне. – Это большая тайна, – сказал он. – Ты ведь мой настоящий друг, правда?

Можно ли винить меня за то, что я ответил ему: «Да, конечно»? Если он не был моим другом, то кто же еще на всей земле был моим другом теперь, когда Лайза умерла?

Мы сели в машину Капитана – весьма скромный «рено» – и проехали за город, через кварталы, застроенные банками, затем через трущобы; въехали без всякой проверки в Американскую зону, промчались мимо игроков в гольф, солдатских бараков и церквей – Капитан по дороге называл некоторые из них: церковь общины Коко-Соло, церковь Почитателей Библии на перекрестке, назаретская церковь, церковь Святых последнего дня, церковь Четырех евангелий…

– Их тут больше шестидесяти, – сообщил он мне, подтверждая подсчеты Пабло, – хотя и не так много, как банков.

– Коко-Соло, – не поверил я ему из-за созвучия с кока-колой, – это вы наверняка придумали.

– Нет, не придумал, но, возможно, указал не на ту церковь. Это вполне мог быть храм Свидетелей Иеговы или Первых поселенцев на перешейке. Очень религиозные люди, эти янки. Я забыл показать тебе книжный развал «Аргози». Вот это штука действительно уникальная. Единственная книжная лавка в Зоне. Конечно, если столько времени уделять молитвам, не говоря уже о военных обязанностях, на чтение почти ничего не остается.