Грэм Грин - Капитан и Враг

Я чувствовал, что приближаюсь к опасному концу дороги лжи, которую я выстроил и по которой опрометчиво пошел. Я сказал:

– Если хотите, я могу послать телеграмму приятелю и узнать.

– Да, сделай это.

Беда состояла в том, что у меня не было приятеля, который знал бы о моем обмане и мог бы мне, помочь. Мне даже пришло в голову, не попросить ли помощи у мистера Квигли. А помощь мне была нужна, чтобы выиграть время – время, необходимое, чтобы встать на ноги и не зависеть от Капитана.

Самолет заскакал по травянистым кочкам своего укрытия, и лишь тогда Капитан снова заговорил:

– Сделай это побыстрее. Сделай, как только вернешься в отель.

– Я сейчас же отправлюсь на почту.

– В этом нет надобности. Там всегда очереди. Пошли телеграмму из отеля.

Я разозлился – разозлился на собственную трусость. От ярости всю дорогу до отеля у меня урчало в животе – так урчит, закипая на газу, чайник. Я чувствовал, что мне не доверяют, и это злило меня, тем более что я прекрасно понимал, насколько недостоин доверия. «Да почему я должен говорить ему правду? – защищался я сам перед собой. – Ведь этого человека дома за всякие злоумышления часто искала полиция, и сейчас он занимается бог знает какими преступными делами в этой нелепой маленькой стране, где полно банков и нищеты, да разве он заслуживает доверия?»

В отеле Капитан подвел меня к стойке, попросил телеграфный бланк и стал у моего плеча, пока я пытался что-то сочинить. Я считал, что могу понадеяться на английскую почту: не станут они возвращать в Панаму неврученную телеграмму. Но все же, кому ее адресовать? В памяти прежде всего всплыли все подставные имена Капитана – Виктор, Карвер, Кардиган, Смит – и забили мне голову.

Капитан начал терять терпение.

– Неужели ты никого не знаешь? У тебя что, нет друзей в Лондоне?

– Брауни, – написал я, вспомнив его настоящую фамилию, а Брауни с "и" на конце делало эту фамилию более достоверной. Я добавил название улицы и номер дома, где у меня была однокомнатная квартира. «Брауни» просили позвонить в больницу и сообщить мне на адрес отеля, как дела со здоровьем Лайзы. Капитан продолжал смотреть мне через плечо, и я спросил с нескрываемым раздражением:

– Вы считаете, так не пойдет?

– Да нет, по-моему, все в порядке. Правда, можно было бы составить и понасладительнее. – Это слово имело для него много значений, неведомых мне.

Мы поднялись наверх для неизбежной вечерней церемонии, когда из гостиничного холодильника доставались миниатюрные бутылочки виски.

– Надо дописать письмо Лайзе, – сказал он мне, и тут меня вместе со вкусом виски на миг покинула осторожность.

– Надеюсь, она в состоянии будет его прочесть, – сказал я, думая прежде всего о том, как объяснить отсутствие от нее писем.

Рука Капитана дернулась, так что виски выплеснулось из стакана.

– О чем ты, черт побери, говоришь? Ты же сказал, что это был пустяковый несчастный случай!

– Да, да, он выглядел совсем пустяковым.

– Что значит выглядел ?

Я попытался поправиться:

– Ну, вы же знаете – шок. А в определенном возрасте…

– Она же не старуха, – сказал он чуть ли не свирепо, и я, конечно, понял, что для него, в его годы, старость начинается много позже собственного возраста, а потом все эти годы, прошедшие в разлуке, как бы не существовали для него.

– Нет, нет, я не то хотел сказать.

Но во мне уже поднялась злость. В конце концов, я оберегал ведь не только себя, я оберегал и его от правды, но если он так желает ее знать…

Он сказал:

– Ты не должен был оставлять Лайзу одну, если она чувствовала себя хуже, чем ты говорил.

– Она же хотела, чтобы я поехал. Она просила меня поехать.

– Она думала обо мне. Она никогда о себе не думает. Не следовало тебе приезжать.

– Если вы не хотите, чтоб я тут был… – Я не знал, как закончить фразу, но он закончил ее за меня.

– Ты должен вернуться. Немедленно. Завтра я возьму тебе билет. Есть самолет послезавтра.

– А если я не хочу уезжать?

– Я не дам тебе ни пенни, если ты останешься Твое место возле Лайзы.

– Не нуждаюсь я в ваших деньгах. Мне предложили работу.

– Работу! – воскликнул он с недоверием, точно я сказал: «целое состояние». – Кто тебе ее предложил?

– Один ваш друг.

– Никого из моих друзей ты не знаешь.

– Мистер Квигли.

– Квигли! Да ты посмей только…

Он шагнул ко мне, и я подумал, что он сейчас меня ударит. Отступая к двери, я плеснул ему в лицо точно купорос правду.

– Да не к кому мне возвращаться. Лайза умерла.

Я не стал задерживаться, чтобы не видеть его потрясенного лица. Мне не хотелось жалеть этого человека, и я быстро направился к лестнице, решив не дожидаться лифта – ведь Капитан мог последовать за мной. Я боялся его, но не чувствовал за собой никакой вины, пока бежал четыре пролета вниз, а потом, к своей радости, обнаружил на восьмом этаже лифт, стоявший с открытой дверцей. Все, что Капитан сделал для меня – за исключением того далекого дня в школе, – он делал только ради Лайзы. Я ничем не был ему обязан. А солгал я ему, чтобы добиться независимости, – сам-то он, чтобы быть независимым (если он действительно ни от кого сейчас не зависел), сколько раз лгал?

В холле я схватил телефонную трубку и впервые набрал номер, который дал мне мистер Квигли, но на другом конце провода послышался незнакомый голос с ярко выраженной американской гнусавостью.

– Можно мистера Квигли?

– Кто говорит?

– Смит… Джим Смит.

Последовала пауза, затем раздался тот же голос – нелюбезный голос, подумал я: такое было впечатление, будто я ворвался в середину интимного разговора.

– Он говорит, что позвонит вам утром.

– Если он там, не мог ли бы я все-таки поговорить с ним? – взмолился я. – Скажите ему, что это срочно.

Снова последовала долгая пауза, и затем ответил уже мистер Квигли:

– В чем дело, мистер Смит?

– Это не мистер Смит. Это Джим.

– Джим?

– Его сын. – Сложность наших взаимоотношений с каждой минутой возрастала.

– А, это вы.

– Да, я.

– В чем срочность?

– Я не могу сказать по телефону. Можно я приду к вам? Только у меня нет вашего адреса.

– Мне неудобно встречаться с вами здесь. Стойте-ка. Подождите, я подумаю. Приходите в тот ресторан через четверть часа. Тот, где готовят «Писко Сауэр». Там мы сможем поговорить наедине.

Я положил трубку на рычаг и вышел в ночь, неуверенный ни в дороге, ни в моем будущем. Вокруг, точно гигантские надгробья, высились банки – лишь нижние этажи были освещены за счет света, падавшего из стоявших между ними особняков. Я несколько раз сворачивал не туда, всякий раз боясь оказаться в той, другой, Панаме, где грязь, и нищета, и наркотики, или же, перейдя улицу, – в совсем другой стране, Соединенных Штатах Америки. Да и названия ресторана я не помнил. Такси было мало и никаких военных, – лишь повторяя редким прохожим «ресторан» и «Перу», я сумел наконец добраться до места свидания.