Владимир ЛАВРИШКО - Умереть счастливым

– А зачем рисовать? – сказал пиар-менеджер. – Сейчас все делают перфомансы. Тут рисовать не надо, тут надо иметь голову на плечах. Буквально можно натаскать перфомансов с любой свалки. Вот один тут – член Союза художников, между прочим, – усадил себя голяком на цепь и кусал прохожих за ноги! Нормальное сделал себе имя. А раньше никто смотреть не хотел.

Пиар-менеджер с карманами сделал паузу.

– Кубизм, постимпрессионизм… – сказал пиар-менеджер. – Чего не было? Все давно было! Чем ты сейчас кого удивишь в искусстве? А если его посадить голым в аквариум перед входом? – предложил вдруг пиар-менеджер.

– Кого? – спросил владелец галереи.

– Ну кого еще? Автора! – бодро предложил специалист по пиару, но осекся.

– А… Ну да… – сказал он. – По состоянию здоровья… Но можно жену! Вы сядете в аквариум? – спросил он.

Она взяла с блюдечка вторую карамельку. Горечь во рту не исчезала.

– С подогревом же! – успокоил ее пиар-менеджер.

Она засунула карамельку в рот целиком, поднялась со стула и взяла холст, который принес владелец галереи. “Умереть счастливым”. Она понесла его на место за стеллажи. Набойки на туфлях у нее были сношены до основания. И на колготках из-под синего сатинового халата виднелся кривой шов.

Когда она вернулась, владелец галереи полез в один карман. Потом в другой.

– К сожалению, выставку вашего мужа мы сейчас устроить не можем, – сказал он. – Но помочь, конечно…

Он залез в третий карман и вытащил пластиковую карточку.

– Только пластик… – пробормотал он и пожал плечами.

Он взглянул на пиар-менеджера. Короткостриженный специалист по рекламе с множеством карманов отвел глаза.

– Все сейчас переходят на пластик, – сказал он.

– Забыл наличку, – сказал владелец галереи. – Но завтра мы обязательно зайдем к вам домой! С выставкой не получится. Наши стены должны быстро оборачиваться. А чем сможем – поможем. С тортиком…

– Спасибо. Не надо, – сказала она.

– Нет, почему? Завтра. Обязательно!

– Ни в коем случае, – сказала она. – Спасибо.

Когда она вернулась домой, застала мужа полулежащим в кресле перед мольбертом.

– Ну как? – спросил он.

Откинул голову и закусил губу. На лбу у него выступила испарина.

В этот раз она сильно опоздала с наркотиком.

– Сейчас, сейчас! – сказала она.

Вынула из верхнего ящика комода пакетик с одноразовыми шприцами и с ампулами.

– Ну что? – спросил он.

– Очень понравилось, – сказала она. – Гениально, сказали они. Ты ел что-нибудь?

– Я не хочу. – Он промокнул испарину на лбу рукавом.

– А виноград? – сказала она.

Отложила шприц и пакетик с ампулами, направилась в прихожую, достала из сумки виноград, молча постояла, а потом отправилась в кухню и стала ополаскивать виноград из чайника кипяченой водой. Ей послышалось, что он что-то сказал.

– Что? – переспросила она и высунула голову из кухни.

Голос у него был слабый, и она не расслышала, что он сказал.

– Купила виноград? Зачем? – повторил он. – Дорого!

Она поставила перед ним тарелку с виноградом.

– Ерунда! – сказала она. – Сегодня гуляем! Они берут сразу несколько картин. Завтра придут с деньгами!

– Я же говорил! – Больной даже чуть порозовел. – Там же люди все-таки имеют дело с искусством. Они поняли, как я использую перспективу? Нарезаю пространство ломтиками, как батон колбасы, а потом вынимаю ломтики там, где мне надо.

– Насчет колбасы они поняли. – Женщина стала кормить его с руки, отщипывая виноградины от грозди и отправляя ему в рот.

– Виноградную косточку в теплую землю зарою… И друзей созову… – попытался продекламировать он, но остановился из-за одышки.

– По такому случаю… Обязательно! – сказала она.

Он раздавил во рту виноградину.

– Без косточек… – сказал он.

Скривился от боли и отставил тарелку. На лбу у него опять выступила испарина.

– Это киш-миш, – сказала она. – Он без косточек, – сказала она.

От боли у него побелели даже глаза. Сегодня они очень запоздали с уколом.

– Сейчас! – сказала она. – Потерпи! Сейчас…

Она поднялась, хотела было пойти вымыть руки, но потом торопливо стала отламывать кончики ампул так, как есть. Она набирала шприц, чувствуя спиной, как ему больно.

– Сейчас, сейчас, – сказала она. – Давай будем ложиться.

Высоко держа набранный шприц в одной руке, она помогла ему перебраться из кресла в постель. Она не забыла протереть место укола спиртом.

– Вот так, – сказала она, с трудом набрала складку на предплечье, где остались только кожа и кости, и воткнула иглу в самое основание кожной складки.

– Постой, – попросил он. – Давай поговорим о смысле жизни!

– С чего это ты? – сказала она. – У нас еще будет для этого полно времени. Спи! – сказала она.

Она нажала на поршень. Бесцветная жидкость медленно уходила из шприца. Веки у него, подрагивая, опускались. Вздох облегчения, как всегда, – и он заснул прямо на игле. Она не отпускала его руку до тех пор, пока рука не похолодела. Потом поцеловала холодную руку, встала и погладила его по голове. Как ребенка. Она набрала в шприц достаточно, чтобы умереть счастливым.